На этот раз крика не было, был только глухой влажный шлепок об асфальт.
– Быстро! – сказал опять Виктор, не давая мне даже порадоваться его молниеносной победе. – Уходи! По веревке! Давай!
Он показал мне на веревку, спускающуюся к кухонному окну. Я задрожала и замотала головой.
– Я не могу, – сказала я. – Я высоты боюсь. Я лучше по лестнице.
Виктор выразительно покрутил пальцем у своего виска и показал мне тем же пальцем на небо. Я подняла голову и увидела, что небо наполовину уже посветлело. Вот-вот должны появиться дворники с метлами и обнаружить два тела, лежащие под моими окнами.
Если я спущусь по пожарной лестнице, мне придется пройти в одних трусах по двору, подняться по лестнице в подъезде, рискуя нарваться на нашего дворника дядю Равиля, который выходит обычно ни свет ни заря шкрябать асфальт своей метлой. И тогда уже и думать нельзя о том, чтобы остаться в стороне от этих двух тел, валяющихся под окнами. И мне придется очень туго, когда я буду объясняться с милицией.
Виктор был абсолютно прав – нужно возвращаться через окно, предварительно убрав с крыши веревки, а потом осмотреть квартиру, уничтожить следы пребывания в ней ночных визитеров, если они остались, и быстренько сматываться отсюда, желательно – незаметно.
Ничего не оставалось, как ухватиться за веревку и сползти за край крыши, стараясь одновременно не свалиться вниз и не ободраться о край крыши. Голая же практически! Черт! Даже и думать об этом некогда, куда уж там – смущаться!
С трудом, но мне удалось все же повиснуть на веревке напротив кухонного окна.
Оно было отворено настежь, и я вспомнила, что вечером не закрывала его на задвижки, а только плотно прикрыла, облегчив тем самым задачу тому, кто посетил ночью мою квартиру. Слегка раскачавшись, я забросила ноги в окно и села на подоконник.
Едва я почувствовала себя внутри квартиры, хотя сидела только на подоконнике, как веревка ослабла, и верхний конец ее соскользнул с крыши вниз. Виктор уже уничтожал следы чьего-либо пребывания на крыше.
Я втащила веревку в окно на кухню и не успела даже найти свой халат, как в дверях комнаты появился Виктор. Мой халат он держал в руке.
Мы быстро и наглухо закрыли окна, вытерли пол под кухонным окном и в комнате, где спал Виктор, оделись, спрятали камеры у Виктора под рубашкой и тихо выскользнули из квартиры.
Едва мы миновали площадку второго этажа, на котором жил дядя Равиль, как я услышала звук открывающейся двери и его вечное бормотанье. Старый татарин уже лет десять жил один и привык разговаривать сам с собой.
