Иногда я думала: не продиктовано ли наше желание все досконально знать о наших близких мелочной заботой о собственном душевном покое и комфорте?
Нельзя не согласиться, всякая тайна хотя и манит, но тревожит. Нам почему-то очень хочется превратить себе подобного в этакий соляной столп стопроцентной ясности и неподвижности. С человеком, лишенным заповедных тайн и далекого от того, чтобы быть непредсказуемым, то есть интересным, легче иметь дело, чем с каким-нибудь ветреником-непоседой, который сроду куда-то устремлен. Фигаро тут, Фигаро там. Этот вертопрах крылатый вечно мешает нам выработать о нем ясное суждение. Только-только ты его записал в разряд легкомысленных витий, а он уже проявил себя героем, гениальным изобретателем, чье открытие способно спасти в будущем жизнь миллионов людей. Или только ты его счел обходительным и галантным кавалером, а он вдруг заартачится и исчезнет по-английски, не известив о своей отлучке даже горячо любимую им женщину. Вы решите, что обманулись насчет него, подлеца и самолюбца приняли за порядочного человека, верного слугу общества, а он возьмет да и совершит что-то значительное, что-то благородно-возвышенное. Так что его внезапный, показавшийся всем непростительной грубостью отъезд окажется необходимым звеном в цепи добрых дел.
Так что пусть их скрытничают и недоговаривают, улыбнулась я, вызвав в воображении лики Маринки и Виктора. Но мне, кажется, пора.
Поднявшись на четвертый этаж, я застала Виктора за работой.
– Тетка одна помешала, – как бы себе в оправдание пробурчал он.
– Нет от них покоя, – ободряюще улыбнулась я.
Минуты через две замок сдался на волю победителя, то есть Виктора. Мы вошли в квартиру и, крадучись, продвинулись до гостиной. Заглянули и… ужаснулись. В комнате царил настоящий бедлам: стулья перевернуты, ящики из сделанных под старину буфетов выдвинуты, их содержимое – на полу. Осколки драгоценного фарфора усеяли изумрудный ковер. Инкрустированный стол, столешница которого представляла собой мозаику из черных с фиолетовыми и зелеными прожилками квадратиков, под цвет дивану и нескольким креслам, был отодвинут к окну. Одно из кресел валялось на боку. Шторы грубо задраны. Вспоротая бархатная обшивка кресел и дивана являла их белые синтетические внутренности.
– Вот так да! – вполголоса сказала я.
Виктор только качнул головой.
– Что-то искали, – поделился он со мной «гениальной» догадкой.
– Как пить дать, – с легкой усмешкой согласилась я.
