«Нет, – закурила я новую сигарету, – имел место какой-то договор или еще какой-то мирный, дружеский разговор. Ведь и друг зачастую противоречит, а может и… Почему именно друг? А если предположить, что это знакомый или деловой партнер? Или конкурент, кредитор? Пришел решить проблему подобру-поздорову, а Ежов заартачился. Может, вначале и уступить хотел, но гость выдвинул непомерные требования, и, возмущенный подобными алчными, грабительскими притязаниями, Ежов проявил несогласие или заявил решительный протест?»
И все-таки тот, кто лишил продюсера жизни, осуществил убийство, надеясь что-то выиграть, грубо говоря, поиметь с этого. Ведь далеко не каждый протест вызывает желание убить протестующего и далеко не каждый спор кончается поножовщиной. Эмоции, строила я предположения, тут ни при чем. Так что же это – запланированное убийство, преднамеренное, пользуясь языком судебных инстанций? Хладнокровно подготовленное, вероломное? Или все же трагическая импровизация? Что, если это дело рук Ольги, той таинственной блондинки, с которой меня перепутали? Или Рудика? Ольга не появилась, он пригнал своих братков искать ее у Ежова, а тут он… начал выступать и получил ножом в горло. А тот или та, с кем он сидел за праздничным столом, сбежал или, соответственно, – сбежала?
* * *
На перекрестке показалась «шестерка» Виктора. Я затушила сигарету. Виктор остановился на обочине, неподалеку. Я открыла переднюю дверцу. Он ловко прошмыгнул на сиденье рядом со мной. В руке у него был небольшой кейс со всем необходимым, как говорил сам Виктор.
– Квартира двенадцать, – коротко сказала я, на что Виктор понимающе кивнул, – я пойду следом. Сколько тебе понадобится времени?
– Какая дверь?
– Стальная.
– Надо посмотреть, – невозмутимо произнес он, – минуты через три-четыре можешь подняться.
– О'кей.
Виктор покинул салон и уверенным шагом направился во двор. Я снова закурила, глядя ему вслед. Классный парень! Его поистине золотой дар молчания казался мне сейчас едва ли не проявлением гениальности. А как спокойно! Как только его машина замаячила на перекрестке, у меня сразу отлегло от сердца. И эти чертовы раздумья куда-то улетучились. Нет, Маринка не права. Я бы на ее месте не гонялась за всякими там Клуниными, а прямиком бы женила на себе Виктора.
Отношения моей секретарши и Виктора были овеяны легендой, тем красивым мистическим туманом, который, несмотря на то, что заставлял окружающих изнемогать под бременем хитрой двусмысленности и прямо-таки страдать и нервничать, переживая попеременно то за Виктора, то за Маринку, составлял, пожалуй, главное очарование их жизни.
