Разумеется, трудиться на гасиенде были обязаны все, и, будь я индейцем, место моё было бы со всеми на поле, однако священник объявил, что я стану исполнять обязанности его помощника и церковного служки — что я и делал. Самые ранние мои воспоминания связаны с тем, как я подметаю церковь помелом из прутьев на целую голову выше меня и стираю пыль с маленького собрания переплетённых в кожу книг — Священного Писания, сочинений классиков, древних анналов и трактатов по медицине.
Падре Антонио не только заботился о душах всех прихожан, проживавших на гасиендах в долине, наш священник также слыл первейшим лекарем на всю округу. Испанцы проделывали многодневный дальний путь, чтобы испросить его медицинского совета, и он никогда не отказывал этим «невежественным беднягам», как он их вполне справедливо называл. Правда, индейцы чаще боролись с хворями с помощью собственных целителей и колдунов. В нашей маленькой деревушке тоже жила своя ведьма-знахарка, к которой можно было обратиться, чтобы наслать проклятие на недруга или изгнать демонов болезни.
Ещё в весьма раннем возрасте я начал сопровождать священника в его пастырско-врачебных посещениях тяжелобольных, не способных самостоятельно добраться до церкви. Поначалу все мои обязанности сводились к тому, чтобы прибираться за падре Антонио, но вскоре я смог стоять рядом с ним и подавать лечебные снадобья или инструменты, когда он работал с пациентами. Я наблюдал за тем, как он смешивал эликсиры, а впоследствии и сам научился готовить такие составы. А заодно научился вправлять сломанные кости, извлекать мушкетные пули, зашивать раны и восстанавливать телесные соки с помощью кровопускания, хотя по-прежнему сопровождал всюду священника лишь под видом слуги.
К тому времени, когда под мышками и между ног у меня начали расти волосы, я уже изрядно поднаторел в подобных искусствах. Никто, включая дона Франсиско, вовсе не обращавшего на меня внимания, разумеется, об этом не знал — до тех пор, пока однажды, будучи двенадцатилетним подростком, я по оплошности сам себя не разоблачил.
Этому случаю суждено было стать началом целой цепи событий, которые изменили мою жизнь. Причём, как это часто бывает, перемены происходили не постепенно, с неспешной безмятежностью лениво текущей реки, но взрывообразно, словно вдруг пришла в действие огненная гора; испанцы называют такие горы вулканами.
Всё произошло во время осмотра одного управляющего гасиендой, который жаловался на боль в животе. Прежде мне этого испанца видеть не доводилось, но люди говорили, что это новый управляющий самой большой в долине гасиенды, принадлежавшей некоему дону Эдуардо де ла Серда. Которого я, кстати, тоже отродясь не видал.
