Как только они остались одни, на необычно пустынном тротуаре, Пенни вернулась к атаке:
— Я передумала, — заявила она с решительным видом.
— Ты что, напилась? Потому что я ничего не понимаю, — возразил он, в свою очередь, гася сигарету о землю и пиная окурок в сторону дороги.
Пенни вспомнила Гранта и его завуалированные угрозы, и выпалила на едином дыхании.
— Я сказала тебе, что мне ничего не нужно в обмен на услугу одурачивания твоего куратора.
У Маркуса приподнялись губы в односторонней ухмылке, типичной для тех, кто знает, что он был прав в отношении аргумента фундаментального значения.
— И ты передумала? Кто знает почему, но меня это не удивляет. Но в постель с тобой я не пойду, даже под угрозой смерти.
— Почему ты всегда думаешь, что женщина должна просить у тебя об одолжениях сексуального характера?
— Потому что это то, о чём все меня просят. Или быть может, ты хочешь моей помощи в решении математических уравнений или я должен сделать портрет акварелью?
— Ничего подобного. Хотя должно быть грустно.
— Что?
— Думать, что весь мир вращается всегда и только вокруг твоей... э-э... штуки.
— Мир вращается всегда и только вокруг моей «э-э штуки».
— Это неправда! Я его не хочу! Я имею в виду... я не хочу ничего материального. Я просто хочу заключить с тобой сделку.
Маркус прикурил ещё одну сигарету. Эта поза – плотно сжатые губы, глаза прищурены, прислонённое к сигарете пламя зажигалки, руки впереди, чтобы защитить от ветра, – спровоцировали её гормоны в полном комплекте вернуться на абордаж. Удалённая судорога, низко, слишком низко, чтобы быть сердечным приступом или на худой конец проявлением колита, заставила её задаться вопросом, что в конечном итоге он не был неправ. У неё имелось ужасное подозрение в собственном огромном желании его и его «безымянного друга». Маркус перевернул её устоявшиеся романтические идеи: глядя на него, она не могла думать о двух влюбленных, стоявших рядом и взявшихся за руки при лунном свете в обещании вечной любви. Глядя на него она хотела только чтобы он засунул язык ей в рот и так далее, и тому подобное. «Много всего такого». Но она находилась здесь, чтобы предложить ему совершенно другое и, несмотря на проклятый костёр, раздутый у неё под юбкой и негаснущий в течение последних десяти дней, она должна выглядеть неприступной.
— Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем по ночам.
— Не понял?
— Это всего пятьсот метров. С того места, где я работаю до двери моего дома. Я не прошу у тебя ничего другого.
