Внимательно посмотрев в глаза атаману, Марина кивнула и ушла в палаты. Казаки одобрительно засмеялись.
- Эк ты ее, Иван Мартыныч…
- Пустое, братцы.
В центр круга вышел невысокий казак лет тридцати в темно-красных шароварах.
- Что, Степан, слово молвить имеешь?
Тот снял шапку и, смяв ее в руках, кивнул.
- Агась. Давеча наши с Москвы пришли, сказывают, венчали на царство государя Петра Федоровича.
- Окромя Ивана Дмитрича государей не ведаю! - рявкнул Заруцкий.
- Оно конечно. Дык ведь скоро царевы-то вестники и сюда поспеют, атаман. А тута и без них неспокойно, уж больно воронежцы серчают, что мы ихнего народу много порешили. Я про что глаголю-то: уйдем мы на Москву, так они нашего воеводу мигом скинут. И возвернуться нам, коли дело не выгорит, будет некуда.
- Понял, за какую вожжу дергаешь, - кивнул Иван и задумался.
Поразмыслив с минуту, он спустился с крыльца, шагнул в круг и понизил голос:
- Слухайте, братцы. Вышлите ноне тех гонцов, что с Москвы приехали, пущай на рассвете в крепость воротятся, словно б только поспели, да кричат - Кремль-город, дескать, поляки заняли, и Петра Федорыча с боярами умертвили. И нету на Руси теперича государя законного, окромя Ивана Дмитрича, ему и надобно крест целовать. А иначе, мол, все под пятой короля Сигизмунда окажемся! И пущай они эту весть разнесут по всем деревням да селам окрест.
Вокруг одобрительно зашумели, всем понравился хитрый план атамана.
"Пора", - решил Данилко. В конце концов, чего ему бояться? На казачьем кругу каждый может высказаться, на то и вольница. А если Ивану Мартыновичу его мысли дельными покажутся, так, небось, еще и наградит.
И он бесстрашно шагнул в центр. Стащив с головы шапку, Данилко заткнул ее за кушак и выкрикнул:
- Правильно Степан сказывает, серчают на нас воронежцы. Ан не зря серчают-то! Почто мы так лютовали, братцы? На кой ляд коменданту набили в рот пороху да подожгли? Это ж сколько народу русского зазря погубили! Казнили всех без сана и возраста, и мужиков, и баб! Купцов вон богатых пограбили, а они б могли о нас добрые вести по земле-то разнести. Эх… Дык и церковники ноне нас благословлять не желают, потому как ты, Иван Мартыныч, из храма ихнего паникадило серебряное умыкнул да приказал из него стремена себе сделать. Да разве ж это дело богоугодное? Вот если б мы с местными добром да ласк…
Договорить он не успел. Заруцкий выхватил из-за пояса саблю и одним ударом разрубил Данилку от плеча до пояса. Кровь брызнула во все стороны, и казаки, тихо ахнув, невольно отшатнулись. Несчастный хорунжий дернулся, захрипел и повалился на землю.
