Рванув с головы шапку, Лопата поклонился в пол и робко шагнул к подьячему. Тот поднял голову и недовольно поморщился.
- Ну?
С перепугу Прошка повалился на колени и забормотал:
- Смилуйся, батюшка, уж не осерчай, родимый…
Подьячий утомленно вздохнул, казалось, ему и сердиться-то лень.
- Сказывай уже, не тяни. Чего надобно?
Прошка поднял голову и, подобострастно глядя в глаза приказчику, прошептал:
- Сынок у меня тута, поймали его недавно на большой дороге. Отпустили, аль нет? Верхние люди похлопотать обещались.
- А ты сам-то откель? Кто такой будешь?
- Местный я, батюшка. Боярина Мстиславского холоп, в поварне служу, к винам приставленный.
- Дык то тебе в Разбойный приказ, - вихрастый прекрасно знал: все московские дела разбираются здесь, но, чтобы что-то выяснить, надо встать, порыться в записях.
- Не осердись, батюшка, тута он, не сумлевайся. Да и хлопотуны сказывали, что в Земском надобно челом бить.
- Пшел отсель! - рассердился подьячий. - Всякий ярыжка мне перечить будет!
Дверь внутренних покоев отворилась, и в комнату шагнул важного вида человек с бородой до пупа, в длинной бархатной однорядке и красной тафье. Он недовольно взглянул на приказчика и спросил:
- Ну? Готово?
Растерявшийся подьячий вскочил, сонное выражение с его лица как ветром сдуло. Он поспешно поклонился и залебезил:
- Ужо вот-вот будет готовенько, батюшка Иван Фомич. Вот сию минутку.
- Да когда же? - возмутился важный бородач. - Почто ты тута, лытать >[8] да казенную деньгу прожирать? Аль по розгам соскучился?! Дык я тебя мигом расскучаю!
- Помилосердствуй, батюшка, в чем моя вина-то? Проситель, вишь, притащился не ко времени.
Бородач, казалось, только заметил Прошку, все еще стоящего на коленях. Он подошел к нему вплотную и, глядя сверху вниз, спросил:
- Ты почто здеся?
Тот, боясь даже поднять голову, ткнулся лбом в сафьяновый сапог и забормотал пересохшими губами:
- За сына пришел челом бить, батюшка. Схватили его на святую Варвару, вот милости прошу.
- Как звать?
- Прошкой.
- А дальше?
- Э… Лопатой меня кличут.
Закатив глаза, бородач тяжело вздохнул:
- Так то твое имя, что ль?
- Вестимо, мое, батюшка, - Прошка снова ткнулся лбом в сапог.
- Да почто мне твое, бестолочь! Сына как кличут?
- Михайло, милостивец…
- Афанасий, глянь-ка без оплошки, Михаил Прохоров, сын Лопатин. Да не мешкай, делов-то у нас нынче больно много.
Подьячий заметался, открывая то один фолиант, то другой, и наконец сообщил:
- Вечор на дыбе отдал Богу душу.
