— Что он сделал? Когда?
Уголки рта моего брата стыдливо подрагивали.
— В тот день, когда он поздно вернулся, в тот вечер, когда мы играли в Аспене. Встреча на парковке была немного напряженной
— Немного напряженной? — что за черт? — Вы с моим парнем подрались, и никто из вас не сказал мне об этом! Почему ты скрыл это? — Между нами повисла недосказанность. Почему он скрыл это, если пытался убедить меня в опасности Дрездена?
Шон окинул меня взглядом, и слишком поспешно отвел его.
Обжигающие мурашки бегали по моей шее.
— Ты не сказал мне, потому что ты начал это, так? — мой брат не двигался, неподвижно глядя вдаль. — Шон. Шон, это так? По какой другой причине ты не...?
— Да! Прекрасно! — его кулак опустился, громко ударив по рулю. — Я думал, что тебе было больно, или даже хуже! Твой дерьмовый парень был более чем счастлив принять участие в той драке, поверь мне. — Он посмотрел мне в глаза, ярость в выражении его лица не давала мне покоя.
А еще я была зла.
— Если ты хочешь, чтобы я слушала то дерьмо, что ты несешь, Шон... не пытайся скрывать факты. Ты долбанный лицемер. Расскажи мне, почему ты сделал это. Почему ты так повернут на том, чтобы превратить Дрездена в монстра? — ничего не дрогнуло внутри меня. Я не дышала, я даже подумала, осталась ли кровь внутри меня. Мне хотелось, чтобы Шон сказал что-нибудь – хоть что-то – чтобы оправдать свои действия.
В его взгляде проглядывалась боль.
— Мне нужно вытащить Калеба, — прижав подбородок к груди, мой брат отгородился от боли.
Я ощутила отголоски боли и стыда в самой уязвимой части себя. Мне нужно было узнать, по какой причине произошел между ними конфликт, это был самый подходящий момент.
— Пожалуйста, Шон. Почему это так важно для тебя? Это уже не касается меня... так?
— Конечно, это все ради тебя, — его голос был едва различим, неубедителен. — Это всегда было ради тебя.
Мое тело резко пришло в движение, перемещаясь на вторую половину фургона, чтобы крепко обнять моего брата, прежде чем кто-то из нас отреагирует. Было ли это всегда ради меня? Его заявление было криком о помощи, но я не знала, понял ли он это сам.
— Прости, — пробормотала я ему в плечо. — Шон, я на самом деле просто... прости меня.
— Лола? Что за черт? — его тело было напряжено, он сдался, словно это было в его мышечной памяти. В те времена, когда он обнимал меня, защищал меня, это снова охватило нас. Я ощутила, как барьеры внезапно были разрушены. — Почему ты извиняешься?
