Как слово наше отзовется… | страница 8
Спортивная тема несколько иссякает в публицистике Трифонова к началу семидесятых годов: мучающая его проблема плохо решается «от противного». Как раз в ту пору — к началу семидесятых годов — Трифонов окончательно утверждается и в общественном сознании, и в своем самоощущении как автор «городских повестей». Тогда и концентрируются главные, проблемные узлы его публицистики: тема «интеллигента», тема «обывателя», тема «быта». Теперь все решается не «от противного», а впрямую.
И — не решается все-таки. «Не решается» мучительная трифоновская коллизия: неизбежное и роковое столкновение высокой идеи с «природной» реальностью! Не решается — как «вопрос». Но как жизнь — решается: пережить это, перетерпеть, переболеть. Перебаливать бесконечно.
Неразрешимость отвлеченно понимаемой проблемы состоит в том, что само наличие внутренней «перегородки» между интеллигентом и… неинтеллигентом профанирует общечеловеческую нравственную задачу. Уничтожение же такой «перегородки» — тоже профанация, но с другого боку: проблема как бы объявляется несуществующей. Между тем она существует! Трагический раскол трифоновского мира на интеллигентов и… неинтеллигентов — такая же профанация: моральная истина не может быть достоянием одних «типов» в укор другим. Есть выход из таких тупиков? Есть. Боль. «Словесного» выхода — нет.
Вот и воюет Трифонов яростно с этими словами. Он говорит: я не знаю, что такое «интеллигенция», иногда я думаю, что ее нет, иногда — что все вокруг меня интеллигенты, в зависимости от того, что вкладывать в это слово. Он говорит: я не знаю, что такое «мещанство», я знаю только, что это слово лукавое; то ли мои повести «антимещанские», то ли «мещанские» — все зависит от того, как их повернуть.
Все гневные филиппики Трифонова против понятия «быт», лейтмотивом проходящие через его публицистику, есть бунт против слова: Трифонов не может отбросить слово «быт», потому что быт — форма бытия, но и принять не может, потому что это превратная форма бытия, профанация духовной реальности. «Быт интеллигенции» — для Трифонова вообще на грани нонсенса: интеллигенция, «по замыслу истории», есть преодоление «быта», «сора», «обстоятельств» низменной природы; однако реализоваться духу более негде, как в реальности обстоятельств, в «соре» повседневья — в проклятом, тягостном «быте».