На ложе Хамуна принадлежала Касыму как вещь. Мужчина должен был разгневаться и покарать женщину за такое пренебрежение, но Касым понимал: это гнев глупца, который хлещет плетью арбу, а не осла. Душу Хамуны поглощала какая-то тёмная сила, и Хамуна с этой силой справиться не могла. Касым догадывался, что эта сила, наверное, и породила Хамуну – и забирала по праву материнства. И он ничем не мог помешать тёмной силе, и лишь стискивал Хамуну в объятиях с жадностью и нежностью. Хамуна – теперь его лола урмондан, его таёжный тюльпан, пусть и краденый.
Касым скатился с Хамуны и вытянулся в изнеможении. Хамуна немного полежала и осторожно села, чтобы спуститься с ложа и убежать. Однако на ложе на четвереньках забралась Назифа. Касым смотрел в недоумении, но ничего не говорил. Назифа, стоя на коленях, взяла Хамуну за подбородок.
– Почему ты не рада, когда муж берёт тебя, Хамуна? – спросила она.
Хамуна уже хорошо понимала по-чагатайски, однако молчала.
– О чём ты думаешь, когда муж берёт тебя? – Назифа вглядывалась в чёрные, бездонные глаза дикарки. – Где ты в это время?
Где она была? Она была в Айкони. Хомани уходила в сестру не только на ложе своего хозяина; она уходила, когда укладывалась спать, когда тихо вышивала бисером, когда просто сидела где-нибудь в углу, заворожённая огоньком в светильнике. Здесь была неволя. Сытная, тёплая и неизбывная. А сильная и храбрая Айкони жила, как хотела, в домике на сосновом острове среди дивного болота. Там пахло водой, хвоей, древесной прелью, дымом костра. Там шумели под ветром ельники, плыли облака и на папоротники с тихим шёпотом падали дожди; там хлопали крыльями журавли, рысь точила когти о ствол, скулили волчата в логове, шуршали мыши и ухала сова, низко пролетая над берегом; там поскрипывали, оседая, заплесневелые буреломы и духи тихо пели свои вечные песни. Айкони никому не отдала свою свободу, даже князю не отдала; она не покорилась ни любви, ни медведю-людоеду. Хомани дышала свободой сестры – и только в это время жила по-настоящему.
– Я думаю про Айкони, – прошептала она по-чагатайски и поползла с ложа мимо Назифы.
Касым сразу вспомнил, как Ремезов привёл к нему свою холопку Аконю – сестру-близняшку Хамуны; вспомнил, как сёстры бросились друг к другу и ощупывали друг друга, спрашивая и отвечая без слов: их быстрый разговор шёл на кончиках пальцев. Вот, значит, куда уносится душа Хамуны!..
– Кто такая Айкони? – Назифа смотрела на Касыма.
