Стало абсолютно черно. Сёма запаниковал, но странная дремота медленно начала сковывать его тело. Веки отяжелели, и приятное ощущение покачивания на упругих, густых волнах унесло его в царство снов.
Пробуждение оказалось не из приятных. Семён вдруг осознал себя бодрствующим, но при этом глаза не открывались, руки не двигались, и всё тело болело и чесалось, словно нога, которую сильно отсидели.
Раздался щелчок — и крышка «гроба» открылась.
Мальчик с трудом сел, ухватившись за края камеры, хорошенько растёр онемевшее лицо — и только после этого вдруг понял, что слышит привычный скулёж Мелкого.
— Да когда ты уже заткнёшься, — проговорил Сёма, и с усилием разлепил веки.
Прямо на полу, подпирая костлявыми лопатками стенку криокамеры и раздетый до термобелья сидел… Яшка?
— Сёма-аа! — заревел Малой и повернулся к брату лицом.
Семён шарахнулся от него, стукнулся головой о крышку, матерно выругался — и только тогда окончательно понял, что происходящее — не обычный кошмар, а реальность.
У него перехватило дыхание, а в ушах зазвенело.
Хватаясь за последнюю надежду, Сёма обвел взглядом салон челнока.
Но все остальные криокамеры были закрыты.
Выбравшись наружу, он неловко пихнул брата в грудь ватными руками. Яша вскрикнул — и неожиданно легко упал навзничь, точно кукла. Тощая, длинная и страшная кукла с острыми скулами и запавшими щеками.
— Сёма… Я есть хочу! Я умираю, как есть хочу! — зарыдал Мелкий, прижав кулачки к лицу.
— Придурок, ты что наделал?!
— Я сдвинул таймер… Чтобы улететь к деду… Я только хотел убежать к деду, в капсуле!
— Дебил!
— Я думал…
— Нихрена ты не думал, потому что ты — бестолочь! — заорал во всю глотку Семён, пытаясь сдержать в себе желание проломить брату голову. — Мы теперь оба сдохнем здесь, ты и я!
Яшка больше не отвечал. Он сжался в комок на полу, и тихо плакал.
Сёма старался не смотреть на него. Слёзы обжигающим комком застыли в груди. Он подошёл к брату и сел рядом с ним на пол.
— Ты знаешь, что наш отец в последней миссии вынужден был лететь без заморозки?
— Нет…
— И от чего он умер, тоже не знаешь?
— От голода? — прошептал Яшка.
Сёма покачал головой.
— Вот ведь… Ладно я, но мать-то должна была тебе рассказать! Наш отец умер от старости.
Яша убрал руки от лица.
— От старости?..
— После перелёта он выглядел, как столетний старик.
— Ты никогда не говорил мне!
— Да. Потому что я предал его, — с трудом выговаривая слова и насупив брови, сказал Сёма. На щеках и шее проступили пунцовые пятна.
