Юшка влетел в избу веселый:
- Пришел, что ли? Где он?
- Погоди трубить-то, трубач. Маша слегла.
- Почему такое? - выпучил Юшка серые испуганные глаза и шагнул в горницу к Маше. - Ты чевой-то, Манюшка? Вставай, не время хворать-то.
Маша молча схватила длинные крючковатые пальцы отца, прижала к горячей щеке.
- Да что с тобой, доченька?
Терентьевна скупо повторила рассказ Маши.
- Голова ты садовая! - вскричал Юшка. - Нашла, кому верить! Гривцовы сроду трепачи да жулики! Я почему прибежал-то? В обед Алдошка Кудияр приехал из Козлова. Васятку, грит, там видел. Френч на ём офицерский, весь блестит!
Маша недоверчиво покосилась на отца, и уже радостные слезы потекли по щеке.
- Поплачь, поплачь, доченька, - радостно заговорила Терентьевна. Вся хворь слезами изыдет...
- Да перестаньте, плаксы! Моя радость побольше вашей! Получай, грит, коня, это тебе Василий прислал. Ему, мол, начальник за хорошую службу пожаловал. Я так и обмер: врешь, говорю, Алдошка! А он: не хочешь брать, Захару отведу. А конь-то вороной, гривастый. Загляденье!
- Да сам-то он что же? Сам-то? - нетерпеливо перебила Маша.
- Самому, грит, в Тамбов пакет везти поездом.
- Да куда ж он в Тамбов-то? Схватют его там.
- Кончилась их схватилка! Сидор уж прибегал ко мне - барахлишко городское спрятать.
- И ты взял у него? - вмешался Захар. - Эх ты, горе-горюхино.
- А то что же, добру в земле гнить? Зароет вить. А у меня ребятня голая. Он думает: верну ему? Дудки-сопелки, в решете котелки!
Захар все еще хмурился, но радовался за Василия, может быть, больше всех. Он свернул было новую козью ножку, но Терентьевна шикнула на него:
- Будет чадить-то! Всю избу прокоптил! Поди посмотри лошадь!
- Пойдем, Захар, а то, я вижу, сумлевается Терентьевна. Да я сам еще как во сне. За ляжку себя щипал. С неба коняка свалилась. Пойдем, помогешь мне мазанку для нее накрыть. Готовил для коровы, да золота на рога не хватило, а тут задарма привалило! - И он захихикал, радостно обняв Захара. - Готовь, Терентьевна, самогонку, теперь вот-вот сам заявится!
Радость подняла Машу на ноги. Весь вечер и следующее утро она прибирала в избе, подстригла Мишаткины вихры, помыла его, надела новую рубашонку, которую сама сшила из своего старого серенького платья. И все подбегала к осколочку зеркала у окна, придирчиво всматриваясь в свое лицо - не подурнела ли за эти дни?
Во второй половине дня пошел проливной дождь. Мишатка прибежал с улицы весь мокрый - ходил на большак встречать папку.
