Пожалуйте, сударь! — Вознесенский снял ладью, объявив шах.
Я покинул шахматистов и торопливо зашагал по улице.
В трибунале вежливо отказались информировать меня по еще не начатому делу Свернигоры, предложили зайти дня через два, и вскоре я уже плелся обратно в госпиталь. День был солнечный, улицы полны народа. Меня все больше и больше начинал интересовать Никита Свернигора. Хотелось хорошо думать о нем и верить в него. Не каждый все-таки способен при таких ранениях сказать: «У кого сердце бьется за Родину, тот не может умереть».
На улице было весело, шумно. Несколько дней тому назад был разгромлен батальон вражеских самокатчиков, и в комендатуру привезли до трехсот новеньких шведских и финских велосипедов. Комендант гарнизона капитан Сидоров, танкист по специальности, был добрый человек, плохо знающий свои обязанности, и всем желающим разрешал брать напрокат трофейные велосипеды. И стар и млад брали их, учились ездить. И на каждом шагу можно было видеть велосипедиста с разбитым велосипедом или же с разбитым носом и вокруг — толпу хохочущих.
В середине августа, после поездки в Петрозаводск, мне вновь пришлось побывать в балтийской бригаде моряков. Первым делом я навестил комбата Воронина. Встретил он меня радушно, как старого знакомого, и у нас сразу же завязалась оживленная беседа. Я ему рассказывал про жизнь города, он — про фронтовые дела. Но в землянке было душно, к тому же чем-то пахло, и я предложил Воронину выйти на свежий воздух.
Нет, сейчас не стоит, бьет их артиллерия. — Воронин откинул плащ-палатку, висящую над входом в землянку, и позвал Никиту Свернигору.
Как, он уже вернулся? — с нескрываемым удивлением спросил я.
Вернулся, — нехотя ответил комбат. — Бедовый парень!.. По делу с этой медсестрой ему вынесли условный приговор, учли подвиг в бою. Но до конца все же не подлечился, ушел раньше времени из госпиталя. Думал вернуть обратно, да махнул рукой: затея бесполезная. Пока что оставил у себя, за связного. Поправится — пошлю обратно в роту.
В это время перед землянкой показался и сам Ни-
кита Свернигора. На этот раз я его хорошенько разглядел. Это был крепко сбитый, широкоплечий парень с хорошим, открытым лицом, с лукавыми синими глазами, с ямочками на чисто выбритых щеках. Он был в тельняшке, из-под которой выпирали перекрещенные полосы бинтов, и в невообразимой ширины клеше. На поясе у него висел чистенький девичий фартук в кружевной оборке и великолепной работы финский нож в костяных ножнах с серебряной инкрустацией.
