Две книги о войне | страница 33
Генерал обернулся к обезглавленной церкви и, рассмеявшись, впервые в жизни перекрестился.
Он пошел вперед. И все пошли за ним, торопливо гася на ходу костры, счастливые от благополучного исхода этого неожиданного происшествия.
Второе ведро
После четырехдневной поездки по частям наступающего фронта мы, трое военных корреспондентов, возвращаемся в Олонец. Второй день не переставая идет дождь, дороги разбиты танками, самоходками, и наш «виллис» то и дело ныряет в лужи. Мы устали, продрогли, голодны и мечтаем только об одном: об отдыхе.
Быстро густеют сумерки. Шофер говорит:
Боюсь, не хватит бензина. Тогда придется заночевать в лесу.
А мы у кого-нибудь возьмем в долг. Пам не откажут! — говорит сидящий рядом с ним журналист- москвич.
Конечно, не откажут, — поддерживает его сотрудник фронтовой газеты.
Сомневаюсь, — говорю я. — Дорога трудная, и вряд ли кто захочет лишиться лишнего ведра бензина.
В это время в сторонке, в лесу, мелькает шлагбаум. Шофер с ходу круто сворачивает.
Чья часть? — спрашивает он, чуть ли не врезываясь в шлагбаум.
Танкисты Чернигородского, — отвечает часовой.
Имя полковника Чернигородского, командира танковой бригады, нам хорошо известно. О его тактике таранного удара мы не раз слышали в частях. И о танкистах бригады и о самом полковнике рассказывали много замечательного. Это была лучшая бригада танкового корпуса, действовавшего летом 1944 года в направлении Салми.
Я передаю часовому нашу просьбу, часовой вызывает какого-то солдата, советуется с ним, солдат бежит в глубь леса, а через некоторое время перед нашей машиной появляется лукаво улыбающийся танкист с двумя черными помятыми ведрами в руках.
Какое ведро вас больше устроит, товарищи офицеры? — улыбаясь, спрашивает он, ставя ведра на землю.
Мы переглядываемся, я вылезаю из машины, нюхаю содежимое первого ведра: там — бензин, во втором ведре — водка...
Смеемся, и в этом поступке командира танковой бригады узнаем тактику его таранного удара!
На ночь глядя, нас, конечно, больше всего сейчас устроит второе ведро, — шутим мы.
Москвич и корреспондент фронтовой газеты проворно выскакивают из «виллиса», и мы идем к полковнику.
Позади нас с ведрами в руках шагает улыбающийся танкист.
Полковник встречает нас у порога своей «резиденции» — громадного зеленого фургона на двухметровых колесах. Он под стать фургону — высокого роста, широкоплечий, могучий. Хохочет он громоподобно, до боли сжимая нам руки, и говорит: