Обо всем виденном и пережитом в этот день вечером я рассказываю командиру полка Литвинову. Восхищенный Литвинов собственноручно пишет наградной лист на сестру, а потом просит меня отвезти ей громадную красную коробку — набор «Красная Москва»: мыло, духи, пудру. Коробка эта оставлена убежавшим кооператором среди других дорогих товаров в деревенском ларьке.
— Ну зачем сестре эта коробка в лесу, где и умыться-то негде? — спрашиваю я у Литвинова,
— Плохо знаешь женщин! Пригодится! .. Орден ей будет за спасение раненых, а «Красная Москва» за сообразительность. Сообразительность, брат, тоже надо поощрять! Видишь — остановила народ, — говорит Литвинов и добавляет: —Ты лучше о ней напиши в газету!
Утром я возвращаюсь в батальон. При мне осколком снаряда, разорвавшегося в сотне метров, убило часового у палатки. Но сестра даже не обернулась — она продолжала развешивать на ветках выстиранные бинты.
Я с сожалением смотрел на нее. На этот раз у сестры не хватило сообразительности... ну хотя бы броситься на землю, как поступили все находившиеся поблизости. Даже раненые.
Но «Красную Москву» я все же ей вручил.
Первые пленные
Июль 1941 года.
Север Карелии. Деревня Ван-озеро. Где-то в пяти километрах проходит фронт. Слышна артиллерийская канонада.
В просторной избе размещается полковая столовая. Кормят пока еще как в мирное время: щи с мясом, котлеты, компот.
Столовая полна народу; многие командиры стоят, терпеливо дожидаясь своей очереди.
Вдруг в избу приводят человек десять пленных, накрывают один из столов чистой скатертью и усаживают их обедать. Пленные — здоровые, краснощекие солдаты. Взяли их в плен в бою, несколько часов тому назад, и, перед тем как отправить в штаб 7-й Отдельной армии в Петрозаводск, решили накормить на дорогу.
Разве их нельзя было накормить в другом месте? — спрашиваю я у лейтенанта, сопровождающего пленных.
Да ведь в другом месте хуже, и компота нет, —« не без укора глядя мне в глаза, отвечает лейтенант. — Они, говорят, рабочие ребята, лесорубы..,
Чик-озеро
Вот уже четвертый день, как мы из Алеховщины пробираемся в район боевых действий где-то за Чик- озером.
За Винницей сворачиваем на лесную дорогу, которая ведет прямо на Чик-озеро. Тут, говорят, недалеко, километров восемь.
Но эти восемь километров мы преодолеваем больше восьми часов. Дорога на Чик-озеро — самая страшная из всех виденных мною когда-либо. Край здесь болотистый, к тому же недавно прошли обильные апрельские дожди, и дорогу совсем развезло. В одном месте мы видим тонущую лошадь, а рядом беспомощных солдат-обозников, стоящих чуть не по пояс в грязи с жердями в руках. Оказывается, они свернули с осточертевшей дороги, хотели проехать стороной, и лошадь попала в болотное «окно». Отчаявшись спасти ее, обозники с немалым трудом выбираются на узкую полоску относительной тверди, а лошадь все больше и больше засасывает. Вскоре она на наших глазах исчезает в грязной воде.
