Я доверяю ей, поэтому не сопротивляюсь. Я просто знаю, что так нужно. Так нужно мне. Я расправляю руки и отдаю всего себя этому жёлтому потоку. Где-то слышится голос: «Закрой глаза». Я закрыл…
Она всё время смотрит на часы. Эту боль терпеть больше сил нет, хочется кричать, но она же гордая. Слышится голос акушера: «Тужься», и она собирает остаток сил. Жизнь рождает жизнь, и никак иначе. Послышался возглас акушера: «Мальчик!» — и крик. Крик нового человека. Крик новой жизни. С облегчением она посмотрела на часы: 8:15. И закрыла глаза.
Я вздрогнул и очнулся. Всё тот же жёлтый поток, всё то же спокойствие и та же тишина, и только голос, рождающийся откуда-то из живота, шепчет: «Закрывай глаза». Я закрываю.
Мальчик на стуле гордо читает стих перед множеством гостей. Гости умиляются: какой умный, какой хороший, сколько таланта и с какой душой читает стихи! Браво! Он от удовольствия закрывает глаза и…
Мой жёлтый поток — такой же спокойный, только как-то беспокойно мне. Это был я? Снова закрываю глаза.
Сегодня гонки на велосипеде, и он должен непременно победить, ведь мама же в него верит. Он ещё раз посмотрел на неё и сорвался с места. Жаль только, что сразу в падение. Дикая боль в колене заглушала крик толпы, он чувствовал только, как родные руки бережно помогают подняться. Он плачет: «Мама, я проиграл!» «Ничего, — шепчет она ему на ушко. — От этого я тебя меньше любить не стану. А впереди ещё много побед». Он обнял её крепче и закрыл глаза.
Мама, мама — горько отозвалось во мне, и ощущение беззащитности охватило меня. Поток больше не успокаивал. Глаза от слёз будто налились свинцом, и я снова их закрыл.
«Как ты мог так поступить?! — негодовала она. — Ведь ты же знал, что деньги на лекарство бабушке! Зачем ты их взял? Тебе сигареты дороже матери?» Он молча уставился в пол, сказать было нечего, и страшно, и стыдно. Обхватив голову руками, он закрыл глаза.
«Прости, прости», — пульсировало в голове. Поток совсем стал неласковым, мне стало страшно, и я закрыл глаза. Я их больше не открою. Он пишет.
Он играет.
Он говорит.
Снова пишет.
Снова играет.
Её уже не видно.
Сигарета.
Он пишет.
Он поёт.
Дом.
Работа.
Семья.
Работа.
Он пишет.
Кадры всё быстрее, хаотичнее и такие неважные. Скорее бы закончилось.
Телевизор — там кровь. Компьютер — он пишет. Про кровь. Её нет.
Я открываю глаза. Лежу на земле. Тошнит, и дико кружится голова. Пытаюсь встать и слышу голос: «Ну как? Понравилось?» Поворачиваю голову, рядом на камне сидит человек. Сквозь длинную чёлку можно увидеть глаза. Печальные глаза. В руках — небольшой прутик, которым он что-то пишет на земле.
