Последняя иллюзия | страница 97
Эх, мне бы хоть один артефактик, пусть и самый захудалый, чтобы проверить, правильно ли я все делаю или ерундой страдаю.
С этими мыслями я отложила блокнот, встала с кровати и пошла умываться перед отходом ко сну. Но почистить зубы нормально не удалось, стоило взять в руки щетку, как пальцы аж зазудели от жара, исходящего от нее. От неожиданности я отбросила ее в сторону и уставилась, как на гадюку.
Это что сейчас было?
Никогда прежде ничего подобного не происходило. Еще раз взяв щетку в руки, я совершенно точно убедилась – теплая. Безумие какое-то.
Ну не могла быть обычная зубная щетка артефактом. Просто я переутомилась, вот и чудится всякое.
Ополоснув лицо холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Отражение порадовало уставшим лицом и немного всклокоченными волосами. Решив, что лучше причесаться перед сном и заплести пряди в косу, тем более это занятие всегда меня успокаивало, потянулась за расческой. Моя рука замерла в двух сантиметрах от деревянной ручки: в отличие от щетки от нее шел совсем ощутимый жар.
Быть не может!
Я бросилась обратно в комнату к книге и принялась перечитывать статью. Может, я что-то сделала не так, ведь настройку на упражнение давно потеряла, и теперь меня преследуют галлюцинации.
Лишь приписка, что у очень сильных артефактов случаются спонтанные всплески такой вот способности, убедила меня: возможно, происходящее не шутка сознания. И самое дурацкое, что обнаружить артефакт можно, а вот угадать, как именно он работает, фактически невозможно.
Теперь я носилась по квартире, хватала различные предметы, одни холодные ставила на место, теплые сваливала на середину кровати – косясь на каждый из них, словно на гранату.
Слова Герберта про бомбу в одно мгновение вдруг показались серьезными опасениями. Судя по увеличивающейся с каждой минутой куче, все эти годы я едва ли не жила в лавке Чудес, при этом абсолютно не зная, как и что работает.
Так, в суете я добралась до коробок, перевезенных еще со старой квартиры, где жила с родителями и сестрой. Причем тянуло меня исключительно к одной, и я знала, что в ней лежат вещи Тиффани.
Она всегда любила мягкие игрушки, могла часами лежать с ними на кровати, обнимая и гладя по плюшевой шерсти. Если грустно после школы или если весело после общения с подругами – они почти всегда были с ней, даже несмотря на возраст. Мама и папа снисходительно смотрели на эту блажь, хотя, казалось бы, сущее детство лелеять искусственных животных с поддельным блеском в глазах. Но Тиффи нравилось, и к двенадцати годам она сознательно называла свои игрушки коллекцией, а порой откладывала карманные деньги месяцами, чтобы купить особо дорогую игрушку. Или, наоборот, приобретала сущую дешевку за пару кредитов в ближайшем супермаркете.