Он Огнедышащий.
— Не заставляй меня повторять.
Под его пристальным взглядом у меня слабеют колени. Что сейчас происходит? Не в состоянии смотреть ему в глаза, я опускаю взгляд на шею.
— Я не могу.
В ответ на мой надсадный голос Томас замирает, а потом, словно от накативших эмоций тяжело сглотнув, хрипло говорит:
— Ты написала его для меня.
Его шепот заставляет меня поднять взгляд. Мне хочется все отрицать, но я отбрасываю эту идею, едва та приходит в голову. Интуиция подсказывает, что ему это нужно — как и мое отчаянное желание в баре и мой оргазм.
Словно загипнотизированная, я киваю.
— Да.
— Тогда прочитай, — резким тоном говорит он.
Мои глаза блуждают между его лицом и шеей, не в силах оторваться от его интенсивного взгляда и безумного пульса. Демонстрировать свои эмоции ему непросто, при этом они слишком сильные, чтобы удалось их скрыть. Томас не может их остановить, а я не могу перестать их впитывать всем своим существом.
Дрожащими руками я открываю блокнот и нахожу страницу, на которой записано мое стихотворение. Я знаю его наизусть, но этот барьер мне просто жизненно необходим, потому что — господи — творится какое-то безумие. И это безумие дико заводит.
Буквы расплываются, а тело трепещет. Одной рукой я держусь за дверную ручку за спиной, а другой сжимаю блокнот. Призвав на помощь всю свою силу воли, я умудряюсь сфокусироваться, и буквы перестают расплываться и прыгать по строчкам.
— Т-твой взгляд м-меня обжигает, — шепотом начинаю я; язык с трудом ворочается во рту. — В нем живет и танцует пламя,
Оно обращает меня в пепел — черный и тонкий.
И… это происходит не быстро — мой распад.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Грудь отяжелела, а между бедер пульсирует желание. Я потираюсь задницей о гладкую поверхность двери, но она не помогает утолить мою похоть.
— Продолжай.
— Сначала это лишь искра, колкая и горячая, — почувствовав, как что-то прикоснулось к шее, я подпрыгиваю. И чуть не роняю блокнот на пол, когда вижу палец Томаса на верхней пуговице моей шубы. Каждый раз, когда вижу его пальцы, поражаюсь их длине и силе. Короткие волоски делают их еще более мужественными. И ощущаются его руки настолько хорошо, что, наверное, это почти плохо.
— Что ты делаешь?
— Расстегиваю твою шубу, — не отрываясь от своей задачи, отвечает Томас.
— По-почему?
— Потому что я так хочу, — пожав плечами, говорит он. Его ответ одновременно и наглый, и по-мальчишески бесхитростный.
Верхняя пуговица расстегивается и приоткрывает полоску моей кожи.
