Раздается щелчок, и ее уже нет. После всех попыток сдержаться мои слезы свободно стекают по щекам — реки печали, чувства вины и, возможно, еще злости, точно не знаю. Снова упав на кровать, я сворачиваюсь калачиком и кладу телефон под щеку. Тело сотрясают всхлипы — гортанные животные звуки, которые даже мне самой не знакомы и про которые я не думала, что умею издавать. Я не думала, что мое сердце-хамелеон разобьется так сильно и больно. И я никогда не чувствовала себя настолько одинокой.
Нелюбимой. Ошибкой природы.
Я чувствую прикосновение руки к своему плечу.
— Лейла, — мягко говорит Эмма, почти сияя в платье апельсинового цвета. — Лейла, что случилось? Почему ты плачешь?
Я смотрю на нее сквозь текущие горячие слезы. В общем-то, она незнакомка. И мы практически ничего друг о друге не знаем. Она не знает, насколько я прогнила и что творила. Поэтому ее забота ничем не обоснована. Если бы она была в курсе, то не находилась бы здесь и не утешала, выглядя расстроенной из-за меня.
Будь я лучше и сильней, я бы прогнала ее. И не стала бы цепляться за ее доброту. Но я не настолько хороший человек. Разве я это уже не доказала?
Я сажусь, поворачиваюсь и крепко ее обнимаю, будто ребенок. Эмма удивлена, но все равно обнимает меня в ответ. Я прижимаюсь лицом к ее щеке. Мне непривычно. От ее кожи исходит аромат арбуза — сладкий и заставляющий чувствовать себя комфортно.
Эмма гладит меня по спине.
— Эй, что случилось? Расскажи мне.
— Н-ничего, — отвечаю я и прижимаюсь еще сильней. Мне необходимо это объятие. И необходимо знать, что я не настолько отвратительная, как считает моя мать.
Через несколько минут я смущенно отодвигаюсь.
— Прости, что набросилась на тебя.
— Все в порядке. Я не против. Так что случилось?
Я не могу ей рассказать. Не могу, и все. Она меня возненавидит и уйдет.
— Ничего, — шмыгнув носом, я растерянно улыбаюсь. После чего опускаю ноги на пол, спрыгиваю с кровати и хлопаю в ладоши. — Давай готовить тебя к свиданию.
Эмма смотрит на меня как на сумасшедшую.
***
Я словно заключена в банку из толстого стекла. И сквозь него едва могу слышать и видеть. Такое чувство, будто время повернуло вспять, и я снова ощущаю то ледяное онемение, когда уехал Калеб. Я топила то онемение в водке, окуривала травкой и окутывала хаосом, который сама же и создавала. Самым любимым развлечением была пьяная езда за рулем. Люди грозно смотрели на меня, сигналили, а я смеялась. Обвинения меня успокаивают. Я была плохой, и людям нужно было это знать.
