Я кладу руки на колени, одна на другую — жалкая попытка сберечь оставленное им тепло.
— Значит, ты так и делаешь? Заглядываешь туда, куда предпочел бы не смотреть?
— Иногда.
— И не боишься возможных находок?
Я не удивлюсь тому, что найду, если посмотрю вглубь себя — сумасшедшую эгоистку, преступно и неправильно влюбленную, — так что меня туда не тянет.
— Боюсь до ужаса, — бормочет он, отвечая на мой вопрос. — Искусство — это больно, Лейла. И потенциально опасно. Оно может разорвать на куски. И заберет у тебя все, иногда даже больше, чем ты будешь готова отдать. Это всегда голодный зверь. Ты его кормишь, кормишь и кормишь… до тех пор пока у тебя больше ничего не остается, — он делает резкий вдох. — Но ты все равно не будешь протестовать, потому что предпочтешь гнаться за удовольствием от создания чего-то нового, нежели жить во тьме. И это безумие.
Ничего более правдивого и печального я от него еще никогда не слышала. Его слова поселяются в моем треснувшем сердце, расширяя эту трещину. Я понимаю, что он говорит о любви — об этом безумном и голодном звере, который только берет и берет.
— Ты собираешься ответить? — спустя какое-то время спрашивает Томас.
— Что?
И тут бедром я чувствую вибрацию звонящего телефона. Вынимаю его из кармана и едва не бросаю, будто в руке у меня сосулька.
Это Калеб.
С экрана на меня смотрит улыбающийся Калеб, с зелеными глазами и светло-каштановыми волосами.
Я не… Не понимаю. И продолжаю смотреть на экран и слушать пронзительный рингтон, надеясь, что сейчас все изменится, а лицо Калеба исчезнет. Надеясь, что все это шутка.
Это ведь она и есть, правильно? Иначе с чего бы ему звонить мне спустя два года?
Когда телефон перестает звонить, я с трудом умудряюсь сделать прерывистый вдох.
— Лейла.
Я смотрю на Томаса как на незнакомца.
Прежде чем успеваю сообразить, что сказать, лежащий на столе телефон начинает жужжать снова. Недолго думая, я подскакиваю, собираю вещи и рассеянно смотрю на Томаса.
— М-мне пора.
Я выбегаю из кафе, как будто Калеб где-то здесь, а не в паршивом Массачусетсе. Как будто он пришел сюда, чтобы сказать, как сильно меня ненавидит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Нет, — мотая головой, говорит Эмма. — Я это не надену. Ни за что.
— Почему нет? — я смотрю на нее в зеркало, а потом перевожу взгляд на платье, которое держу в руках. — Что с ним не так?
— Цвет. Он… оранжевый.
— Апельсиновый, — в миллионный раз поправляю ее я. — Он апельсиновый.
— Это одно и то же, — положив руку на пояс, она поворачивается ко мне. — Блин. Я просто… Не знаю, — она подходит к моей кровати и плюхается на гору одежды.
