— Так, их двухкомнатную квартиру нужно начать сдавать, лишние деньги на содержание Златы не помешают, и уже, наконец, попросить прибавки к зарплате. Сколько лет работаю на университет, вкалываю, пора бы! — повысила голос и тут же прикрыла рот ладонью, боясь разбудить внучку. — Да, а пока не исполнится восемнадцать, будет жить с нами в «трешке» у парка. А там — как сама захочет: останется или переберется в центр. Дачу? Нет, ее продавать нельзя, ребенку нужен свежий воздух.
Она не сомкнула глаз до глубокой ночи и только когда Казимир бесшумно вошел в дом, дала волю слезам. Сидя в беседке на улице, они вдвоем оплакивали тех, кого невозможно вернуть. Рогнеда плакала за двоих, а муж молча смотрел в одну точку остекленевшим взглядом, застывшем на посеревшем от горя лице. В какой-то момент, женщине даже стало не по себе от его вида, и она предложила выпить успокоительное, но Казимир отказался. Они так и не легли спать, не смогли, каждый раз закрывая глаза, перед Рогнедой представал образ Заряны, в том же возрасте, что Златаяра сейчас. Их маленькое с Казимиром солнышко, долгожданная доченька.
Весь следующий день они провели в городе, оставив внучку у соседки по даче. То, что осталось от тел после аварии опознавал лично Казимир. Муж всегда отличался абсолютным спокойствием — не зря работал в медицинском университете. Но во время кремации, Рогнеда увидела влажные дорожки от слез на его щеках. Он плакал впервые за столько лет их совместной жизни.
В Подмосковье женщина вернулась бледной и очень уставшей, у зеркала в прихожей ей даже почудилось, что в каштановых волосах промелькнула седина, хотя она всегда тщательно следила за собой. Горе вмиг отобрало у нее привычный блеск глаз и нежный румянец на щеках.
Они с мужем так и не сказали Злате о том, что ее родители погибли. Шло время, а на вопросы, где папа с мамой, Рогнеда отвечала, что они в очередной командировке: улетели в Чехию, в этот раз без нее, потому что торопились, и неизвестно скоро ли вернутся. У погибшего зятя никого, кроме жены и дочери, не было, поэтому не нужно было никому звонить, но от этого Рогнеде было не легче. Она любила Константина как родного сына, он был хорошим мужем Заряне.
Приближалась осень, пора учебы и детских садов, а Златаяра все чаще сидела у окна дачи, смотря на дорогу — вдруг там появится папина белая машина или мамин цветастый сарафан из шифона, который она так любила гладить, держась за подол. Но однажды, она услышала разговор между соседками:
