Я просил графа Аракчеева употребить за меня его могущественное ходатайство. Он, подтвердивши, сколько трудна предлагаемая мне должность, не только не ободрил меня в принятии оной, напротив, нашел благорассудительным намерение мое избавиться от нее, говоря, что при военном министре она несравненно затруднительное, нежели при всяком другом. Известно было, что он поставлял на вид государю одного из старших генерал-лейтенанта Тучкова 1-го (Николая Алексеевича), основательно полагаясь на опытность его, приобретенную долговременным служением. Государь, сказавши мне, что граф Аракчеев докладывал ему по просьбе моей, сделал мне вопрос: «Кто из генералов, по мнению моему, более способен?» — «Первый встретившийся, конечно, не менее меня годен», — отвечал я. Окончанием его разговора была решительная его воля, чтобы я вступил в должность. «Если некоторое время буду я терпим в этом звании, то единственно по великодушию постоянным ко мне милостям Вашего величества», — сказал я и одну принес просьбу: не лишить меня надежды возвратиться к командованию гвардейскою дивизиею, от которой показывался (так! — Ю. Р.) я в командировке. Мне это было обещано.
Итак, в звании начальника штаба армии состоял при главнокомандующем, который был вместе и военным министром, имел я случай знать о многих обстоятельствах, не до одного укрепления армии касающихся, а потому все, описываемое мною, почерпнуто или из источника или основано на точных сведениях, не подверженных сомнению».
Напомню, что бывший в ту пору военным министром Барклай де Толли исполнял обязанности командующего вооруженными силами России. Багратион же, подчиняясь ему как военному министру, не признавал его главнокомандующим, тем более что и первый и второй командовали, как вы помните, наверное, 1-й и 2-й армиями. Имевшиеся между ними разногласия привели к довольно грубой меж ними перепалке с взаимными оскорблениями. Искренне полагая, что «Великая армия Наполеона есть сущая сволочь», которую можно «шапками закидать», Багратион обвинил Барклая де Толли в сдаче Смоленска, в потере огромных пространств России. «Ты немец, — кричал пылкий Багратион. — Тебе все русское нипочем!» «А ты дурак, — отвечал невозмутимый Барклай («Ледовитый немец», — как выразился однажды о нем ироничный, остроязыкий Ермолов. — Ю. Р.) — хотя и считаешь себя русским!» Начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов в ту пору сторожил у дверей, отгоняя любопытных: «Командующие очень заняты. Советуются между собой!» — комментировал он происходящее со свойственной ему язвительной иронией.
