Генерал Симоняк | страница 9
Сейчас Николай Павлович рассказал об этом разговоре жене:
- Если что, звони сразу ему. Вот телефон...
Погрустневшая Александра Емельяновна ушла на кухню: девочки придут из школы, а обед еще не готов.
Едва переступив порог, она устало опустилась на стул. Не хотелось ни за что браться. Скоро двадцать лет, как они кочуют с места на место, из одного гарнизона в другой. Разве думала она в молодости, что так сложится их жизнь?
Познакомились они в начале двадцатых годов. Девятнадцатилетняя Шура работала на сельскохозяйственной станции в станице Персиановке. Симоняк служил в 83-м кавалерийском полку. Ему шел тогда двадцать второй год, а выглядел он, пожалуй, старше. Сначала плечистый кавалерист показался Шуре суровым, угрюмым. Но узнав его ближе, она убедилась - внешность-то обманчива. Сердце у Николая доброе, был он заботливо мягок с людьми, любил веселую шутку, сердечную украинскую, песню.
Сразу же после свадьбы Шура увидела, как беспокойна его служба. Чуть свет он спешил в казарму и только поздним вечером возвращался домой. А вскоре им пришлось надолго разлучиться. Полк отправился добивать остатки белогвардейских банд, бродившие по Кубани. Николай, прощаясь с женой, сказал:
- За меня не беспокойся. Не в первый раз. - Умолк, нахмурился, сжав рукоятку сабли. - За отца с ними еще не сполна рассчитался...
Он был в походе, а Шуру ни на один день, ни на один час не оставляли тревожные думы. Раз, увидев на ее глазах слезы, соседка посоветовала:
- Помолилась бы, Шурочка... Свечку поставь, легче будет.
- Что ты, Андроновна! Узнает Николай - рассердится. Он у меня партийный, большевик, ни в бога, ни в черта не верит.
Несколько месяцев конники гонялись за белоказацкими бандами. Неделями не слезали с седла. Когда вернулись домой, вид у Николая был утомленный. Он похудел, глубоко запали его темные, как сливы, глаза, еще резче выделялись скулы на смуглом лице. Ходил по комнате и, время от времени взмахивая рукой, рассказывал:
- Много гадов порубали. А с ними, понимаешь, не легко воевать. В открытый бой не вступают. Всё норовят исподтишка. Днем по балкам, по глухим хуторам прячутся, ночью вылезают. Мы на них, как на волков, охотились. Теперь кубанские станичники заживут спокойно. Никто их не будет тревожить, с пути сбивать...
Когда он выговорился, Шура прижалась к мужу. Николай скорее угадал, чем услышал то, о чем она шептала. Значит, будет у них наследник...
А Шура, увидев, как обрадовался Николай, решилась высказать одолевавшие ее в одиночестве грустные думы. Ей ведь хотелось твердо обосноваться на месте, пустить корни, заняться своим хозяйством, как большинство ее родичей и земляков.