- Что вы там копошитесь? Противник не пускает? А ты что, думал - с пирогами встречать будет? Давай вперед! Не жди, пока я приду.
Кожевников бросил трубку телефонисту. Посмотрел на военкома Мефодия Бондаренко.
- Я пойду, Яков Иванович, - сказал решительно тот. - Чего на месте сидеть?
- Смотри, ты сам себе хозяин, комиссар. Только не дури там... Наше дело не в атаку ходить и гранатами с фашистами перебрасываться, а бой организовать.
- А если...
- Если до этого дойдет, Симоняк по головке не погладит.
Бондаренко выбрался из траншеи. Кожевников с завистью поглядел, как он быстро, точно боясь опоздать, бежит по кустарнику...
И во второй половине дня перемен не наступило. Солдаты продвигались ползком, мелкими группами. Стоило кому-либо приподняться - и он падал, обливаясь кровью. Наша артиллерия не подавила большинства огневых точек на вражеском переднем крае. И всё же люди стремились вперед.
Рота младшего лейтенанта Орешина залегла перед вражеской траншеей.
- Вперед! - крикнул командир, выпрямляясь в полный рост.
- Вперед! - подхватил его команду взводный Чернышев, тот самый храбрец-пулеметчик, мужеством которого восхищались еще на Ханко.
И Орешин и Чернышев не дошли до траншеи. Командир роты свалился в траву, подкошенный осколком мины, Чернышева опрокинула на землю автоматная очередь. Командир отделения Надтока подполз к нему.
- Веди взвод, Захар! - проговорил Чернышев.
- Перевяжу и поведу.
- Котелок у тебя варит?! И минута дорога. Давай вперед! Слышишь!
- Ты что отмалчиваешься, Яков Иванович? - попрекнул Кожевникова командир дивизии.
- Не о чем докладывать, - признался командир полка. - Топчемся, немцы молотят нас, как снопы на току.
Симоняк что-то проворчал. Кожевников, не ожидая новых вопросов, сказал:
- Огоньку бы не мешало добавить!
Этих его слов комдив не услышал, - оборвалась связь, и телефонисты побежали на линию. Симоняк не стал ждать, пока ее исправят, а сам отправился к Кожевникову.
Траншея походила на придорожную канаву. На брустверах тряслись нервной дрожью пожелтевшие реденькие травинки. Рядом и подальше, впереди и сзади громыхали разрывы.
Симоняк прижимался к мокрой стенке траншеи, пропуская встречных. В тыл брели раненые, перевязанные окровавленными бинтами. Тех, кто не в силах был идти сам, несли, обливаясь потом, санитары.
За час Симоняк повстречал столько раненых, сколько на Ханко не было и за месяц. Таял молодой гангутский полк, истекал кровью.
