Учиться на опыте войны - это было не просто, но жизненно необходимо. И Симоняк это хорошо понимал. Он знал, что дивизии, имевшей опыт оборонительных боев, придется и наступать, ломать оборону врага, пробиваться вперед. Он ждал этих боев, как самого серьезного испытания. И вот час испытания приближался.
Между тем Говгаленко, не в силах преодолеть напора волновавших его мыслей, заговорил о своем. Днем он побывал в двух полка: С кем ни встречался - у всех настроение боевое. Командиры и солдаты обещают сражаться по-гангутски.
- Опрокинем гитлеровцев! - убежденно сказал он.
- Не кричи, Ерфеич, гоп, пока не перескочишь, - остановил комиссаре Симоняк.
Говгаленко снова прикусил губу. Что это с комдивом? А у Симоняка било неспокойно на сердце. Просто он яснее, чем Говгаленко, представлял всю сложность поставленной перед ними задачи.
От железной дороги, вдоль которой готовился наступать 342-й полк, сохранилась лишь насыпь, рассекавшая болотистый кустарник. Рельсы и шпалы пошли на блиндажи и огневые точки, которые немцы настроили и в насыпи и на островках твердой земли.
Перед рассветом 20 августа батальоны выдвинулись за наши проволочные заграждения. Залегли в густой нескошенной траве. Дурманно пахло багульником, пороховой гарью, ржавой водой.
Прошел час, второй, третий. Всё выше поднималось солнце, растаял молочный туман, стлавшийся над низинами.
В назначенный час загромыхали орудия и минометы. Позиции немцев окутало дымом.
Командир полка Кожевников всё чаще поглядывал на часы. Минутная стрелка, совершая свой оборот по кругу, приближалась ко времени начала атаки. Десять минут осталось, пять, две...
И вот наконец сигнал! Пустынное поле ожило, поднялись, словно вырастая из земли, стрелковые цепи.
Немцы сначала отстреливались слабо и словно бы неохотно. Но когда расстояние между их передней траншеей и нашими бойцами заметно сократилось, вражеская артиллерия поставила почти сплошную завесу огня, затрещали десятки пулеметов. Казалось, до противника было уже рукой подать, но цепи атакующих стали быстро редеть. Люди валились, так и не успев крикнуть ура, схватиться с фашистами в рукопашном бою.
Кожевников, сгорбившись, наблюдал в стереотрубу за полем боя и колотил ногой глинистую стенку траншеи.
Атака захлебывалась. Слишком сильным оказался вражеский огонь, и роты залегали на болоте.
- Вызывай комбата Малашенкова! - приказал Кожевников телефонисту.
Солдат бешено закрутил ручку и подал трубку командиру полка. Тот сердито заговорил:
