Некоторые иноязычные пересказы выразили мысль об исконно птичьей сущности Соловья-разбойника своеобразной концовкой сюжета. Вот, к примеру, информация, полученная от одного старика с Украины в середине прошлого века. Разговорившись о богатырях, живших во времена князя Владимира, он как бы между делом заметил, что благодаря Илье Муромцу «теперь по всей земле соловейчики поют». «Разве до Ильи соловьев не было?» — удивился его собеседник (опубликовавший потом это предание в газете «Киевлянин»). «Соловей был, да соловьев не было», — отчеканил старик. И передал историю про Илью Муромца и Соловья-разбойника вплоть до сцены ужасного свиста Соловья в Киеве. «Тогда Илья вынул свою острую саблю, — продолжал рассказчик, — и на куски, не больше маковых зерен, изрубил тело разбойника. Эти кусочки тут же обратились в маленьких птичек, которые разлетелись по всему свету. Голос разбойника, раздробленный тоже на части, потерял свою страшную силу». Тот же мотив, представляющий Соловья-разбойника родоначальником всех соловьев или вообще всех птиц, бытовал у белорусов и чувашей.
За исключением этого мотива, возможно, донесшего до нас древнейшую подробность, уже не сохраненную былиной, все другие прозаические и графические трансформации образа Соловья, повторяю еще раз, явно вторичны и «третичны» по отношению к былине. Но они еще более оттеняют загадку, кроющуюся в былинном Соловье — «дуализм» его фигуры, ее принципиальную противоречивость. И любая гипотеза о происхождении образа разбойника должна, разумеется, прежде всего удовлетворительно объяснять эту его особенность.
Самый радикальный способ решения данной проблемы, как выяснилось, состоит в том, чтобы признать двойственность фигуры Соловья-разбойника… мнимой. Такая идея долгое время витала в воздухе, пока, наконец, ее не выразил в 1891 году выдающийся отечественный филолог А. А. Потебня. К нему присоединился ряд других ученых. Суть рассуждений А. А. Потебни и его единомышленников заключалась в следующем.
Во-первых, почему имя Соловей нужно непременно считать указанием на птицу? В старину его мог носить и человек. «Употребление названий животных разного рода в качестве личных имен, — писал в этой связи А. И. Соболевский, — свойственно едва ли не всему человечеству. Древняя Русь знала его издревле». То, что ныне воспринималось бы только как забавные, а порою даже обидные для их носителей прозвища, раньше служило «официальными» именами вполне уважаемых людей. Уместно вспомнить, что царская династия Романовых вела свою родословную от боярина Андрея Кобылы, жившего в XIV веке. В документах XV–XVII веков фигурируют Баран Филиппов, Волк Курицын, Овца Владимиров, Паук Иванов, Жаворонок Лазарев, Анисим Скворец, Васька Воробей, Стахей Голубь… Имя Соловей в такой компании выглядит совершенно естественным. На страницы документов этого же периода попали дворянин Соловей Борщов, стрелецкий десятник Матюша Соловей, запорожец Михайло Соловей и другие. Кроме того, косвенным признаком популярности какого-то имени в прошлом является современное бытование производной от него фамилии. «Широкое распространение в наше время фамилии Соловьев, — отмечал А. И. Соболевский, — кажется, достаточно ручается за частое употребление этого имени в старину».
