Змей Горыныч | страница 78
— Нет, — протестовал голос юного послушника, — она не такая.
— Все такие!
И Ратмир гнал ещё быстрее, чтобы не думать, чтобы не чувствовать, чтобы забыть обо всём.
— Гарольд такой же христианин, как и Филипп, — вновь брался за своё злобный голос, — Он богатырь, он воин Бога. Вера запрещает ему делать то, что он делал, но не запрещает таким как он становится богатырями и от имени веры творить все эти непотребства. Стало быть, он такой же христианин, как и другие богатыри, он равен им.
— Нет, Филипп прав, скоро таких не останется.
— Но Филипп признал, что есть те, кого невозможно спасти. Или во всяком случае, их не способен спасти никто из ныне существующих христиан.
И снова Ратмир будто разрывался на две части, словно два человека боролись в нём друг с другом, и им было невероятно тесно в одном теле. Богатырь вдруг возжелал, чтобы его тело разорвалось на два, и одна половина осталась тем, старым Ратмиром, а другая стала тем новым и злым чародеем. Но какая из этих половин будет им? Кем он хочет быть больше? Ответа не было, и это невероятно мучило Ратмира.
— Я существую, — твердил он и как бы в подтверждение своих слов замедлял ход коня, доставал свой меч и смотрел в него как зеркало, — да, я Ратмир. Я знаю, кто я.
— Я не существую, — говорил другой голос, — я уже мёртв, так почему бы не довершить это? Не отдать свою силу мечу, чтобы им и ей распоряжался кто-то более достойный. Стоит лишь броситься на свой меч, он очень острый, он достанет мне до сердца.
— А если не достанет? Останусь живым и раненным, ещё более немощным и слабым, чем я был. И даже не смогу довершить начатое.
Быстрее, быстрее. Нужно было скакать ещё быстрее. И Ратмир спрятал меч и снова погнал своего коня. Капли дождя словно выбивали дурные и благие мысли из его головы. Он стал действием, стал движением, устремлённым к цели. Но к какой цели?
— Нужно вернуться на заставу, — твердил злобный голос, — нужно отомстить им, показать, что я не слабак.
— Нет, — сопротивлялся голос послушника, — я должен выполнить свой долг. Я доберусь до Новгорода и стану тем, кем должен стать — праведным человеком, монахом.
— После того, что ты сделал? После своих убийств?
Небо вдруг раскололось напополам, линия раскола была полностью создана из света, она вспыхнула и озарила всё вокруг. А затем наступила тьма, ещё большая, чем прежде, и до земли донёсся звук этого раскола, как будто трещали тонны сгорающего хвороста. Треск превратился в мощное громыхание, от которого сотрясалось само пространство, и даже конь в испуге встал на дыбы. О, там, на небесах добро боролось со злом, и отголоски этой битвы доносились до земли. Яркие вспышки света сменялись тьмой, чёрные тучи уже окончательно скрыли небо, казалось, вот-вот тьма победит. Но свет ещё сопротивлялся, ещё вспыхивал иногда, освещая дорогу. Та же самая буря разыгралась и внутри Ратмира. Внутренняя борьба причиняла ему невыносимые страдания. Он должен был сделать выбор. Богатырь он, или чародей, умереть ему, или остаться жить, ехать в Новгород или вернуться на заставу. В конце концов, конь устал, как и его всадник, и Ратмир решил спешиться. Он вёл под уздцы своего коня и с каждым разом шёл всё медленней. Вскоре он и вовсе остановился.