— Вы — Парис! — и даже захлопала в ладоши, выронив книгу.
Василь проворно наклонился, поднимая ее. Это был французский роман.
Принимая книгу, девушка очаровательно покраснела.
— Я не сразу вас узнала, — сказала она, извиняясь. — Тогда вы были в парике… И совсем не черный!
Она засмеялась так весело и заразительно, что Василь тоже не смог удержаться от улыбки.
— Это грим все… — сказал он, проводя рукой по щекам, словно там еще могла остаться пудра.
— Мне очень понравилось ваше пение, — продолжала Юлия. — У вас чудесный голос.
Василь неловко хмыкнул. Доброжелательность Юлии Павловны и волновала, и немного пугала.
— Я ваш крепостной, — напомнил он ей.
Юлия Павловна потупилась, потом очень серьезно поглядела на него и сказала:
— Но это же не ваша вина.
И Василь понял, что небеса услышали его молитву и послали ангела во спасенье.
Что сделать, встретив ангела? Упасть перед ним на колени? Плакать благодарными и счастливыми слезами? Молиться, как на святыню, на туфельки с атласными лентами вокруг щиколоток?
— Спасибо, мадемуазель, — сказал Василь по-французски и отвернулся к реке, чтобы скрыть внезапно подступившие слезы. Никогда прежде такого не было. Василь посчитал это слабостью. Даже когда Сашка сказал, что его продают, он не изменился в лице, не доставил иудам удовольствия. А перед этой девочкой таял, как воск.
— Сядьте рядом, — сказала Юлия Павловна. — Мне хотелось бы узнать, у кого вы учились пению?
Василь осторожно сел, стараясь не коснуться коленом пышных складок платья.
— Ни у кого не учился. Как-то само получается.
— Спойте мне что-нибудь, если не трудно? — ужасно стесняясь, попросила Юлия и улыбнулась.
Василь в огонь бы пошел за такую нежную улыбку. Он прокашлялся, прочищая легкие.
— Что вам угодно, барышня?
— Что-нибудь народное. Знаете?..
Василь кивнул, собираясь с мыслями. Потом прикрыл глаза и запел. Это была старая песня об орле, который в одиночестве скитается на чужбине. Он любил эту печальную песню, созвучную его душе, и мгновенно забыл обо всем, выводя мелодию, которую помнил с детства, которую пела нянька.
«На родной земле и ручей звончей,
На чужой земле и река — ручей…»
Закончив песню, он открыл глаза, тяжело дыша. Юлия Павловна сидела, притихнув. По белоснежной щеке катилась слеза.
— Что это вы, барышня? — растерялся Василь.
Юлия Павловна достала платочек и виновато улыбнулась:
— Как грустно… Сколько вам лет?
— Скоро будет восемнадцать.
— Вы так молоды, а уже столько печали. Я приезжала сюда несколько раз, но вас не видела…
