А впрочем, для Сириуса, может это и принесло наслаждение...
Гермиона прикрыла одеялом простынь. Опасливо открыла дверь комнаты, неслышно пересекла коридор и вошла в ванную комнату. Как же это неудобно, когда к комнате не прилагается ванная комната!
Душ принес облегчение. Смыл упругими и нежными струями прикосновения Сириуса. Гермиона до сих пор чувствовала, помнила, его руки, властные поцелуи, его тяжелое тело, а на коже остались отметины...
Когда Гермиона вернулась в комнату, то застала там Кикимера. Старый эльф сервировал маленький круглый стол у окна, покрытый белоснежной салфеткой вместо скатерти. Из изящной белой чашки призывно несся аромат крепкого чая, в небольшой хрустальной розетке был яблочный джем, а на тарелочке рядом золотились оладьи.
– Кикимер осмелился принести завтрак, юной госпоже, прямо в ее комнату. Кикимер испек оладьи и принес яблочный джем. Кикимер помнит, что любит госпожа. Госпожа не сердится на Кикимера? – пробормотал эльф, почтительно поклонившись Гермионе.
– Нет, спасибо Кикимер, – поблагодарила домовика Гермиона, растерявшись от такого почтительного обращения к ней.
– Кикимер ждет приказаний юной госпожи. Кикимер хочет угодить госпоже. Что может сделать Кикимер? – и старый эльф, преданно с надеждой посмотрел на свою новую хозяйку.
Гермиона не знала, что сказать на это. Растерянно обвела комнату взором и наткнулась на кровать.
– В доме есть чистые простыни? Надо перестелить кровать... – смущенно сказала она.
– Кикимер сделает! – с жаром заверил ее эльф. – Может Кикимер сделать еще? Ему будет позволено приготовить обед?
В голосе эльфа сквозила надежда. Сириус запрещал ему готовить, боясь отравления. Кикимер нарушил запрет ненавистного хозяина, когда решил приготовить завтрак для Гермионы, но что Кикимеру было делать? Его переполняла благодарность к Гермионе. Если бы не она, что стало бы с Домом? Наказать себя завсегда-то можно.
– Э-э-э... да, конечно, Кикимер... – разрешила Гермиона.
Кикимер истово закланялся от радости, а после исчез из комнаты с тихим хлопком.
Гермиона присела за столик. Оладьи оказались великолепны. Вкусные, пышные, золотисто-хрустящие, а чай пах бергамотом и был выше всех похвал. Вот только изящная чашка цепляла взгляд небольшим отколом на ободке, а еще... Гермиона вновь обвела взглядом комнату, по новому оценивая произошедшие в ней изменения. Обои посветлели, расцвели красками. Паркет под ногами лежал ровно. Все в комнате приобрело более новый, можно сказать целый вид, но между тем тут и там взгляд Гермионы выхватывал "неполадки". На стене у дверей рваными краями мозолила глаза рваная дыра в обоях. Будто кто-то вырезал кусок обоев, предоставив возможность любоваться штукатуркой.
