Глаза Марка расширились, и он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказал.
— Ей, блядь, было пофиг, — возмутился я, и чувствуя, и слыша напряжение в своем голосе. — Она была счастлива, что он умер. Я был готов умереть за него – за парня, чье имя я даже не знал, а человеку, который должен был волноваться о нем больше всего, было насрать.
Мои бока и живот скрутило, когда я вспомнил взгляд... восторга в ее глазах, когда она рассказывала мне о своем деловом начинании и как она взволнована тем, что сама будет боссом и станет управлять собственной компанией. Я наблюдал за ней и ждал, как она начнет говорить мне, что он ее избивал или делал со своими дочерями вещи, которые не должен был делать, но ничего из этого она не сказала. Просто ему не нравилась идея о том, чтобы она сама открыла свой бизнес вместо того, чтобы иметь постоянную работу в какой-нибудь компании.
У меня перехватило горло, и я заставил себя сглотнуть. Было больно, но боль была ничем по сравнению с тем, что происходило в моей голове. Мне нужно было снова заползти внутрь себя. Нужно было перестать думать и перестать вспоминать.
Но я не мог.
— Вот тогда я и понял, — тихо сказал я. — Люди живут и умирают, и это, блядь, ни для кого вокруг не имеет никакого значения. Чему быть, того не миновать. Люди продолжают жить дальше, и это, вероятно, лучше для всех.
— Вот что изменило тебя, — прошептал он. — Я догадывался, что было нечто, из-за чего ты так сильно изменился по сравнению с тем, как описывали тебя, когда сообщали о твоем спасении. Я должен был нажать на тебя раньше, когда в первый раз подумал, что было что-то в том видео, о чем ты мне не хотел рассказывать. Я предполагал, что это что-то, что осталось за кадром – что-то секретное.
Я покачал головой.
— Я очень хорош в том, кто я есть, — сказал я ему. — Не вините себя.
— Кто ты, Эван?
Я снова покачал головой.
— Не важно. Не сейчас, — я публично облажался, и не мог этого скрыть. Мне пришло в голову, что Ринальдо больше никогда не назовет меня сынком, я откинулся к изголовью койки медицинского блока и закрыл глаза. Мое сердце стало учащенно биться, и я побоялся, что избавления от наручников и немного уединения будет недостаточно, чтобы позволить мне заснуть.
— Это важно для меня, — голос Марка был тихим, но искренним.
Я покачал головой.
Больше я ничего не собирался говорить, поэтому своим молчанием положил этому разговору конец.
