Надо же. Сияние, блин!
Как ни старалась я найти в своем лице недостатки, не могла. Носик не курносый и не длинный. Все в нем в меру. Губы не слишком большие, но и не тонкие. Глаза большие и выразительные. Когда-то я видела изделия из бирюзы. Вот такого необычного голубоватого с зеленым отливом цвета. И на контрасте с ними черные-пречерные волосы. Росли они просто с нереальной скоростью. Пытаясь избавиться хоть от этого своего достоинства, я коротко их обстригала. Но уже через месяц – два они снова отрастали. Просто проклятье какое-то. Я нашла компромисс и стягивала их в старомодную косу. Но даже эта прическа, которая могла бы придать любой девчонке вид деревенской клуши, почему-то шла мне.
Понимаю, что жалобы на красивую внешность многим покажутся обычным выпендрежем. Но я и правда очень хотела стать самой обычной! Ну не получала я удовольствия от того, что где бы ни появилась, сразу становилась центром внимания. Мужики словно шалели и устраивали из-за меня целые баталии. Притом согласия моего никто не спрашивал, хочу ли я вообще быть с кем-то из них. А девушки меня люто ненавидели.
В детстве у меня еще были подруги. Но с тех пор, как я вошла в переходный возраст, резко отсеялись. И я их понимаю. Кому понравится рядом с подругой чувствовать себя пугалом.
Я не могла дождаться, пока закончу школу. Хотела уехать из нашей деревни и затеряться где-нибудь в большом городе. Надеялась, что там, среди множества красивых и модно одетых женщин, это получится без труда.
Бабушку, конечно, жалко было оставлять, но я решила помогать ей деньгами. Вот только устроюсь на работу и сразу же начну посылать переводы! Да и не дряхлая она вовсе. Любой молодухе фору даст. И на огороде и по хозяйству легко справляется. В деревне поражаются ее кипучей энергии. Говорят, что не иначе как ее молодильными яблочками кто-то откармливает. И на вид больше пятидесяти ни за что не дашь! Я бабкой гордилась и мечтала и сама в ее возрасте оставаться такой же здоровой.
И все же, как я ни бодрилась и как ни убеждала себя, что бабушка выдержит все, чувство вины скребло на душе оголтелой кошкой. Я просто убежала. Даже не попрощалась с ней, зная, что станет отговаривать и просить никуда не уезжать. Написала громадное письмо на пять листов, где объясняла, почему и куда еду. Обещала писать и часто приезжать. Знала, что это будет бабушке слабым утешением, но по-другому не могла.
Может, и не ехала бы никуда, если бы оставили в покое. А то уже к бабушке сватов что ни день засылали. Даже хозяин свинофермы, на которой работали многие деревенские мужики, клинья подбивал. А уж о его мстительном характере только ленивый не гутарил. Уж если разобидится, то ни мне, ни бабушке житья не даст. Это и стало последней каплей. Представить себя рядом с этим жирным боровом, которого самому впору на его ферме использовать по назначению, было и вовсе невозможно.
