Поэтому скидываю трупы в яму и помогаю Деррику засыпать их землей.
Глава 4
Деррик подгоняет меня через лес, требуя бежать быстрее. Если я замедляюсь, он подталкивает меня идти быстрее.
— Чем дальше мы уйдём от этих тел до наступления темноты, тем лучше, — говорит он. — Мне нужно предупредить людей.
Я почти спотыкаюсь о корень дерева. Мне так тяжело дышать, что сначала я просто ничего не могу сказать. Наконец, я собираюсь с силами.
— Может, полетишь вперёд?
Губы Деррика сжимаются в тонкую линию.
— Нет.
— Но…
— Я не оставлю тебя, — его крылья взволнованно трепещут. — Не тогда, когда я наполовину убежден в том, что ты являешься либо результатом какой-то безумной фантазии или моего сверх-активного воображения. И я только что получил назад свое место на твоем плече. А теперь шевели своей задницей.
Я ускоряю свой темп, бегу, пока мои мышцы не начинают гореть. Ни один из нас так и не заговорил даже спустя несколько часов, когда мы нашли заброшенную хижину глубоко в лесу. Деррик решил, что мы достаточно далеко от мертвого леса, чтобы остаться тут переночевать.
И это весьма своевременно, потому что я вот-вот свалюсь с ног.
Соломенная крыша достаточно прочная, чтобы не пропускать большую часть дождя. Воздух внутри затхлый. Единственное отверстие в углу каменной кладки пропускает дождь достаточно для того, чтобы вода и мох распространились по стенам.
У меня болят ноги. Я осторожно опускаю больное тело на холодный каменный пол и сижу, пока Деррик роется в сундуке в дальнем конце комнаты. Одеяла, которые он находит внутри, грязные и съедены молью, старая шерсть просеяна дырками. С довольным вздохом он вытаскивает иглу и нитку из кармана своего пальто и начинает сшивать ткань.
— Деррик, — я проверяю вес его имени на своем языке, надеясь воспользоваться им, чтобы вызвать воспоминания. Чувство домашнего уюта возвращается, комфорт, но никаких воспоминаний. Нет картинок из моей прежней жизни.
— Айлиэн, — я пробую собственное имя, направляясь к мрачным уголкам моего разума. Я должна знать, почему вернулась. Как вернулась. Я шепчу свое имя снова и снова, пока оно не становится дыханием на моих губах. Пока что это не больше, чем звук. Чувство огромного бремени снова возрастает, и я стараюсь выдержать его. Я позволяю шторму сформироваться и посмотреть, куда он меня приведет, но за его пределами все так же ничего нет.
Ох, я в тупике. Сдаюсь.
— У меня было ещё одно имя, — говорю я, раздраженная моей неспособностью вспомнить даже самые простые вещи, — так ведь? Оно было короче. Один слог.
