— Что я могу для тебя сделать? — с чувством поинтересовался я у девушки.
— Оставь мне что-нибудь на память о себе, — попросила она, покраснев и глядя на меня печальными глазами.
Я, конечно же, с удовольствием исполнил ее просьбу. Странно, что сам не додумался. Медея это заслуживала куда больше, чем та же Флор. Тем более, что и у меня остались хорошие воспоминания. Но что можно было подарить девушке? Я приобрел в ювелирном магазине симпатичный комплект — серьги и брошь — и вручил ей перед отъездом.
Так что это неплохая идея на будущее, можно будет взять себе за правило. Если подсластить пилюлю, может быть, и с другими удастся расставаться не так болезненно, ведь многие девицы очень падки на эти цацки. Да и просто это позволит как-то смягчить разрыв, сделать его не таким болезненным.
Наутро нас выпустили, выписав штрафы за нарушение общественного порядка. Так как пьяными мы не были, то отделались сравнительно дешево. Приведя себя в порядок, насколько это было возможно в моем состоянии, я первым же делом отправился в родительский дом и все рассказал Наоми и отцу с матерью. Бедная моя сестренка! Она ни на секунду не усомнилась в моих словах, за что я ей очень благодарен, у нас с ней всегда были самые честные отношения, она безоговорочно поверила моим словам, несмотря на то, что действительно была очень увлечена этим негодяем. Как бы мне хотелось помочь ей хоть чем-нибудь! Облегчить ее страдания. Ведь она пострадала из-за моей распущенности и необдуманных поступков, но при этом не винила меня ни в чем. Однако, сволочь Митчелл ошибся, говоря про слезы. Наоми не заплакала при нас, только побледнев, как полотно и закусив губу, дрожащим голосом попросила разрешения уйти к себе в комнату. У меня просто сердце разрывалось за нее. Но самое страшное мне все же удалось предотвратить, теперь она ни за что не согласится даже увидеться с гадом Кларком. И от этого становилось несравнимо легче. Наоми сильная девочка, хоть и возраст довольно сложный, но она разумная и точно справится, я не сомневался. С отцом мы до сих пор не разговаривали, поэтому он ни слова мне не сказал, только взгляд говорил об огромном облегчении и признательности. Представляю, как он извелся за последнее время. Отдать любимую дочурку более чем недостойному мужчине — это выше отцовских сил. А мать со слезами на глазах, глядя на мои синяки и ссадины, умоляла вновь остаться дома с ними. Она до сих пор не могла смириться, что ее мальчик где-то один и о нем некому заботиться. Но сказав ей несколько банальных слов утешения, я упрямо вернулся к себе.
