Мне иногда кажется, что Лера это понимает, потому она не смеется надо мной, только подтрунивает, подхлестывает мое самолюбие, чтобы я из Обломова превратился в Штольца.
Вот только немец никогда не сможет написать русский мистический роман. У него менталитет другой.
Впрочем, Обломов его тоже никогда не создаст.
А я напишу. Из вредности! И не какой-нибудь рассказ, а настоящее серьезное произведение, в котором будут подняты глобальные философские вопросы бытия, самосознания и человеческой культуры!
Автобус с удовольствием выдавил нас из своего чрева на нужной остановке. Меня подташнивало от давки, но я, конечно, ничего не сказал.
В парикмахерской нас уже ждали. Лера оказалась записанной.
Миловидная девушка, глядя на меня, лишь покачала головой:
— Ну, Лера, ты себе гламурного мальчика отхватила!
— Это еще неизвестно кто кого отхватил! — возразил я. — Девочки, вы не на шопинге, потом обсудите проблему глобального вырождения истинных мачо, а сейчас, давайте, делайте из меня красавца.
— А ты нахал! — изумилась мастер.
— Этим и берет, — хохотнула Лера.
— Значит так, Герман, будешь болтать, язык укорочу и не замечу, — для наглядности мастер щелкнула ножницами.
Я промолчал.
— Вот и договорились, — и девушка приступила к работе.
Я закрыл глаза, чтобы расстроиться только один раз, при взгляде на результат.
Когда меня побрызгали одеколоном и велели посмотреться в зеркало, я приготовился к самому худшему.
Так и есть: на меня смотрел какой-то мальчик-колокольчик, истинный жених, кончивший школу с отличием, и теперь остервенело грызущий гранит академической науки.
Я обернулся к Лере:
— И вот за такого ты сможешь выйти замуж? Бр-р-р! Просто жуть.
— А маме, точно, понравится, — усмехнулась мастер. — Идеальный студент. Гений!
— Ну-ка, ну-ка, а с какой стороны гениальность лучше просматривается? — я покрутился у зеркала. — Ох, не знаю, я так отвратительно не выглядел с пятого класса. Лучше бы «под ноль». И золотую цепь на шею.
Лера захохотала:
— Цепь — непременно, и гирю к ней примотать.
— Так, говорите, молодой человек, прическа вам моя не нравится? — в руке девушки взревела машинка.
— Стоп! Я пошутил! Лера, чего они у тебя все такие серьезные?
— Боятся, что ты с них главного отрицательного героя спишешь, да еще и назовешь их именем для полной узнаваемости.
— А я думал, сочинять — моя прерогатива.
— Желаю произвести на маму неотразимое впечатление, писатель, — захохотала подружка Леры. — Освобождай кресло, через пять минут ко мне пожалует важная персона.
