— Да, да, — рассеянно произнёс гость, поднимаясь.
Вот такая история, давно, это было, вздохнул дом. А то, что Анастасия маленькому Николаю, напророчила, исполнилось. Когда, бросая всё нажитое, от революции за границу бежал, еле ноги унес. Тогда-то он и понял смысл, сказанный ею в тот далекий год. Лютовала чернь сильно, всех без суда и следствия на месте расстреливала, а хозяев-то моих спас бывший садовник. Он подался в комсомольцы. Ячейки у них назывались, туда говорят самых бедных брали, мол, они самые сознательные. Не знаю, о какой сознательности речь шла, наш садовник видимо не очень сознательный был. Или может не самый бедный, ну неважно, главное что он ночью прибег и хозяина предупредил, что мол завтра утром комсомольцы придут бомбить, как теперь говорят, то есть расстреливать будут. Так хозяин этой же ночью собрал семью, да лесами, полями убёг. Эх, где-то он счас горемычный. Уж и в живых наверное нет. Выходит, права Анастасия была. Да видно для нас гроза только начинается. Давно не слыхивал о Зимордках, видно дождались своего часа, что-то оно будет.
— Ну вот, — сидя у пылающей печи, проговорила старуха. — Клавдия уж скоро порадует нас. Не умереть бы, дождаться, хоть одним глазком взглянуть.
— Мама, ну что это вы говорите, — всплеснула руками черноволосая женщина, поворачиваясь лицом к старухе. — Чего это вы помирать вздумали?
— А я и не вздумала. Знаю, помру, так без меня как нужно не встретите голубку нашу. Душа Катерины возвращается, в пророчествах сказано. Ты-то Соня должна это понимать.
Все мы здесь живем, как Катерина завещала. Ждать пока время не придет, и на свет не появиться такой ребенок.
Соня молча кивнула.
— Да знаю я, мама. Я все хорошо знаю, да только сердцу не прикажешь. Она ведь дочь мне, кровинушка моя, как же мне не беспокоиться. Сама ведь говоришь, что родиться, то не звезды не небо предсказать не могут. Справиться ли дочь? Каково ей будет?
— Знаю, потому и говорю, что не собираюсь помирать.
— Ой, мама, опять вы за старое, ну чего вам неймется?
Петр нервно ходил из угла в угол по своей небесной канцелярии.
— Ну услужил отец родной, ну услужил. Ну почему все напасти мне разгребать. Мефодий, он в любимчиках ходит. После такого не то что епитимью накладывать, а на землю в кандалы, да по этапу. Пусть бы свою революцию делал. Дали ему за Россией смотреть вот пускай и расхлебывает. Понимаешь, развел бардак, а тебе все шишки достаются. Он, значит, эксперименты устраивает, а мне подчищай. После такого подчистишь. Тут все придется бульдозером разгребать и начисто равнять, а уж потом заново строить. Я бы на месте отца нашего небесного, Мефодия послал на несколько столетий в преисподнюю испражнения после наказаний убирать, глядишь, отпала бы охота устраивать на подотчетной территории свои опыты. Вот и сейчас, чувствует мой дух, не без его участия душу-то её возвращают, да меня за ней наблюдать ставят. Точно, никак на моё место Мефодий нацелился. А Клеандра хороша, нечего сказать. Я ж её с таким трудом в забвенье отправил. И как она умудрилась прошение мимо меня подать? Вот уж хвиёна. Все бы ей через голову, да к самому. Стерва. Чувствует дух мой небесный, придется попотеть. Надо бы встретиться с ней до того как час пробьёт…
