Когда начало жечь его правое глазное яблоко, Райф понял, что начинает потеть. Прожаренная досуха солнцем и затвердевшая от мороза, его роговица воспользовалась поступлением соленой жидкости от виска в глазницу. Его руки и лицо теперь занемели, так что когда он провел кулаком по лбу и его перчатка вернулась мокрой - это был шок.
Он терял слишком много воды. С трудом сглотнув, он заставил себя остановиться и подумать. Как только стал просвечивать угольно черный гранит гряды холмов, впереди начала темнеть осыпь гравия. Дальше вдоль, целая гряда появлялась, поднимаясь из моря камней и расширяясь в горную громаду, что сливалась с первым холмом. Там, решил Райф. Мы пойдем далеко, до слияния. Высокая точка зрения позволит им увидеть, что лежит впереди.
Мы прокляты, если там нет воды.
Эта быстрая отчетливая мысль у него появилась до наступления ночи. Медвежка начала хрипеть во время подъема на гравийную осыпь, тонкий слегка свистящий шум, что звучал, как если бы исходил из сломанной флейты. И она испугалась в первый раз. Когда они достигли глубокого желоба, заполненного более свежей, с острыми камешками, осыпью, она отказалась пересекать ее, роя яму задними копытами и слабо встряхивая головой. Райф немного прошел вперед, но она не последовала за ним, даже когда он позвал ее, и он был вынужден вернуться обратно. Свет начал угасать, и больше всего на свете он не хотел терять ее из виду. Он опасался, что ландшафт может измениться, пока он не смотрит на нее, и Глушь уничтожит ее.
Думать становилось тяжело. Должен был быть проход в обход ската, - он даже однажды видел его, как карту сокровищ, разложенную перед собой, - но не мог держать фактов в голове. Медвежка не хотела шагать через царапающую осыпь. Желоб был узкий. Может быть, они могли бы вдвоем, задом наперед...
Он терял время. Стоя на склоне холма, с остановившимися мыслями, он ощущал только сильный холод. На его ресницах, когда он мигал, сверкал лед. Что-то - он не мог сказать что - дернуло его назад. На мгновение его охватило недовольство; здесь все требовало слишком больших усилий. Плыть по течению было легче. Но когда он увидел Медвежку, ему стало стыдно. Маленькая горная лошадка стояла там, где он оставил ее, пошатываясь и издавая тот же свистящий звук при дыхании.
"Давай, девочка, - уговаривал он, пробираясь к ней через гряду гравия по колено высотой. Осталось недалеко. Мы немного спустимся и затем обойдем". Он не знал, удастся ли им таким образом совершить это, но казалось, что это больше не имеет значения. В таком месте делать было лучше, чем думать.
