Глаза ее налились вечерней густотой, засверкали. Температура моей крови подскочила минимум на пару градусов, а с плотью в таких случаях спорить бесполезно. Элисса осталась такой же, какой была в день нашего воссоединения, за год до рождения Иллариона. Золотой волос струится по отливающей апельсином коже; груди смотрят выше горизонтали, упруго и гордо; бедра круто повторяют их объем, повернувшись на четверть круга; талия тонко разделяет их, отдавая земле нижние две трети, одну же треть предлагая небу, венчая телесную прелесть чертами, ярко демонстрирующими непрерывно колеблющиеся глубины сердца и туманные очертания души. Такое вот обворожительное сочетание постоянства и переменчивости, внешнего и внутреннего. Тот самый, любимый мной эталон красоты, запечатленный в индийских Ведах. "Очертания", - очень по корню подходящее слово. Руки мои уже потянулись к собственной одежде, готовые перекрыть любой норматив по скоростному раздеванию.
Но Элисса с такой тонкой усмешкой оценила мою реакцию, что желание упало в момент. На "пол-шестого", сказал бы Ахилл. Пришлось переориентировать энергию возбужденных гормонов на окружающую природу, готовую ради меня перенести и блокированный взрыв страсти. С внешней природой я более в ладу, чем с внутренней.
Последние годы я с Дымком бывал здесь при любой возможности. Это наша территория, обжитая на двоих. Элисса тут, несмотря на все свое земное совершенство, кажется лишней. Я знаю, почему так: ветер в ее прекрасной головке готов поменять направление в любой час. А наши джунгли предпочитают тихую верность. Чтобы привязать к себе Элиссу, надо обладать сверхчеловеческим искусством общения с прекрасным полом, иметь лисью хитрость плюс реактивную тягу к вершинам человеческого Олимпа. Три группы облагороженных сорняков, никак не желающих во мне произрасти! А реанимировать прежнюю близость, - по ее щучьему желанию! - чтобы затем потерять? Нет уж, хватит, опыт имеется. Интересно, если б Адраст не пропал в Пятой Звездной, она надолго оставалась бы с ним? Недоступные звезды надежно похоронили ответ и на этот вопрос. Что ж, Элисса приняла единственно целесообразное решение - вернуться к прежнему аспекту своей профессии. Таковое у нас в порядке вещей, обычнейшее дело. Отчего же меня ее очередное перевоплощение так беспокоит, почти мучает? Как мучило тогда, когда я был еще юным Стефаном, ищущим подвигов накануне присвоения Имени Жизни. Как можно безболезненно сочетать в себе любовь к юной красавице с неприятием ее демонстративной, нескрываемой эротичности? Но разве я, став уже взрослым, хотел от нее вечной любви и преданности? Пожалуй, да, хотел. Несмотря на то, что общество не поощряет страсти длиной в жизнь, заслоняющей профессиональные цели и задачи. Я все чаще склоняюсь к мысли, что интерес Иллариона к инкам и вообще к истории исходит не столько от привлекательности этого самого прошлого. Ему пришлось выбирать между отцом и матерью. И он последовал за мной. После того, подозреваю, как погулял в подсознании Элиссы. Хотелось бы думать, что Илларион, вопреки ее мнению, любит меня и за страсть к непрестижной профессии. От которой не откажусь, даже если прикажет весь Консулат вместе с президентом. Я вздохнул, наблюдая, как изящно Элисса облачается в костюм амазонки.
