Хансен поискал хоть что-нибудь напоминающее тарелки, бросил пустое занятие, сходил на склад, принёс кусок рифлёного пластика и накрыл стол на одну персону. Его друзья не могли составить ему компанию, потому что питались незнамо чем. Вождь Хамелеон всем яствам на свете предпочитал жареных лесных тараканов. Только никто не знал, на каких планетах раскинулись те леса, где их отлавливали, да и сами тараканы больше походили на майских жуков, чем на одноимённое насекомое.
После неимоверно вкусного угощения Леонид отправился вздремнуть. Барбисоль угомонился, а Митли-Тли бегал по коридорам. Он учился брать след.
Хансен проснулся в скверном настроении. Ему приснился Конрад Супопиус. Начальник Статистического отдела возбуждённо выговаривал разведчику за несвоевременное предоставление данных о расходовании туалетной бумаги и непропорциональном количестве вдохо выдохов относительно одного кубического метра кислородных смесей. Супопиус снился не к добру.
Когда Леонид первый раз увидел Конрада, то невольно растерялся. По бесконечному коридору административного блока, из прохладного сумрака, словно из мглы веков, выдвигался высокий, тощий мужчина лет пятидесяти, облачённый в жёваную нелепую рубаху до колен, брюки а-ля галифе, истёртые ботинки с напяленными на них разбитыми калошами. Из-под ботинок вылизали белые, повышенной вонючести, шерстяные носки. Его лысый череп отливал синевой. Лишь за ушами стыдливо торчали неопрятные клочки рыжих с проседью волос. На крупном, с большими порами, носу красовались огромные, в черепаховой оправе, очки. Позже, когда Хансен более внимательно рассмотрел удивительное создание, то понял — очки имели самые заурядные габариты. Просто голова их владельца оказалась необыкновенно маленькой, клинообразной, начиная от острых ушей и сходя на нет к мясистому носу. Удивительная, неординарная, загадочная личность.
Конрад Супопиус ведал Статистическим отделом. Не породил Создатель на свет кандидата более достойного на эту должность. Бюрократия текла в его жилах, и являлась его основным Я. Он купался в бумагах, будто в живительном источнике. Конрад пил параграфы, заедал их справками, лечился ведомостями, распоряжениями и циркулярами. Его отчёты поражали воображение. Ничто не могло укрыться от проницательного глаза Супопиуса. Сотрудники отдела постоянно находились в состоянии предшествующим самоубийству, а Конрад, не обращая ни на кого внимания, плавал в бумажном море, как рыба в воде, потому, что принципиально не признавал компьютеров. Шелест любого бланка отчётности приводил его в экстаз. Сотрудники Центра давно подметили — в присутствии шефа статистического отдела заметно холодало, освещение становилось приглушенней, цветы вяли на глазах, в реакторах замедлялся процесс управляемой ядерной реакции. Логика Супопиуса разила наповал. Он мог в считанные минуты убить любого неопровержимостью своих доводов, покоящихся на бесчисленных инструкциях, наставлениях, распоряжениях, приказах зачастую им же и выдуманных.
