Она резко оборачивается, и ее карие глаза впиваются в мои.
— О чем ты говоришь? Какие свидания? Брак? Это шутка какая-то?
Я подхожу к ней, тыча пальцем в ее грудь.
— Не надо изображать скромницу. Я никогда не просил тебя играть настолько искусно, что тебе могли бы дать за это Оскар.
Она толкает меня и пятится назад.
— О, да отвали ты от меня. Твоя мама раскрыла твою маленькую шараду в момент, когда мы вышли из машины. Она, как пить дать, хотела разыграть тебя. Думаю, перестаралась.
— Так что, она спросила, встречались ли мы на самом деле, или ты просто выдала все, как оно есть?
Наши голоса разносятся над пустым ландшафтом вокруг, но нам плевать. Вокруг нас на мили нет никого, кроме Мышонка, который перелез на переднее сидение машины Мэделин и опустил голову на консоль.
— Она воспитатель в детском саду, Адам! Они там в основном как детекторы лжи во плоти. Она выпытала это у меня, и я поняла, что будет лучше сказать ей правду, чем продолжать врать в лицо.
Я запускаю руки в волосы в сотый раз за сегодня. У меня их вскоре не останется.
— Так ты говоришь, что лжешь не лучше шестилетнего ребенка?
Она вскидывает руки в воздух, и уходит.
— Я говорю, что если бы ты предупредил меня не за пять минут, может быть, у меня бы было время придумать правдоподобную историю.
— Кстати, об этом. Ты говорила матери о том, что мы собираемся пожениться?
— Нет!
— А о свиданиях? Что-то типа прогулки на верблюде в парке?
— НЕТ! О чем ты вообще говоришь? Ты полной психопаткой меня считаешь? — она даже не оборачивается, чтобы ответить, просто отмахивается на ходу. — Если ты зол, разбирайся с матерью. Это она создала то демонское дитя на своем телефоне.
Я содрогаюсь от воспоминания.
— Если быть честным, наши дети были бы симпатичнее, чем то, — указываю я. Но это не важно.
Кажется, я слышу ее смех, но с таким же успехом она могла бы и плакать. Так или иначе, я даю ей пространство. Десять минут она стоит на обочине, остывая и пялясь на пастбища перед глазами. Направляюсь к ее машине и сажусь рядом с Мышонком, хлопая его по голове и задаваясь вопросом, как, ради всего святого, я оказался в центре такого бардака. У меня была стабильная жизнь в Чикаго — я был стабилен. Теперь я застрял посередине дороги где-то в Техасе с горячей брюнеткой, которая фиг знает, когда должна была починить свою машину.
Пялюсь на свой телефон и подумываю пойти в обход ее словам, но для меня это хорошо не закончится. Вместо этого я откидываю сидение и закрываю глаза. Не проходит много времени, когда вина начинает просачиваться в меня и занимает место злости. По словам Мэделин, она не сделала ничего плохого. Мама догадалась, что мы не встречаемся, потому что она не идиотка, и мне нужно было раскусить ее блеф раньше. Вместо этого, я предположил, что Мэделин рехнулась до такой степени, что начала плести дикие истории о путешествиях на воздушных шарах и верблюдах. Я улыбаюсь. Теперь, подумав об этом пару минут, это не имеет для меня никакого смысла.
