Второй момент, непосредственно вытекающий из первого, связан с ограниченностью не только объекта развития, но и самого этого процесса: «вследствие того, что система категорий строилась как замкнутая и завершенная, неизбежен был вывод, что противоречия завершаются раз и навсегда с достижением высшей ступени развития, в данном случае абсолютной идеи. В действительности же, конечно, такой окончательной ступени не может быть, следовательно, невозможно на любой ступени развития окончательное разрешение противоречий»39. Полный цикл развития «абсолютной идеи» представляет собой «триаду» – виток спирали, на котором весь процесс развития завершается. Полное самопознание абсолютного духа завершается в гегелевской философии, изначальная цель развития оказывается достигнутой и вопрос о возможности каких-либо дальнейших изменений его объекта вообще не ставится. Развитие в гегелевской диалектике принципиально «имеет абсолютный конечный пункт»40.
Адаптация указанного принципа развития по отношению к реальным объектам дает циклическое развитие, повторение процесса – хотя каждый раз и на более высоком уровне. Но в этом случае непонятно, что же это за «более высокий уровень» для данного объекта, коль скоро с ним уже к концу первого цикла произошли качественные изменения (иными словами он превратился в другой объект). У Гегеля «реальный смысл его диалектики конечного означал, что каждая конечная вещь имеет не только свою определенность, то есть качество, делающее ее данной вещью, но и содержит в себе свою отрицательность, которая “гонит” ее к своему концу, к переходу в нечто иное»41. Следовательно, если в каком-то отношении мы все же продолжаем смотреть на данный объект как на все тот же, то это может значить только то, что кроме некоторой «триады», в которой все ее последовательные этапы подчинены законам данного цикла процесса развития, имеют место другие связанные с ним циклы-триады самостоятельного характера, не являющиеся структурной частью данного процесса, выходящие так или иначе за его пределы. Но тогда имеет место то же, что и относительно более общего объекта развития, т.е. либо характер преобразований в «низших триадах» определяется законами «высших», либо наоборот, но опять же от внешних влияний избавиться не удается.
Внутри «триады» «звучащее на поверхностный взгляд схоластически положение Гегеля о том, что истинное, диалектическое противоречие есть “различие не от некоторого другого, а от самого себя”, имеет кардинальное значение для понимания объективной закономерности превращения вещей, их переходов в иное». В данном случае «отрицательность как свойство вещей имеет более глубокий смысл: другое, противоположное данному предмету, есть не внешнее другое, а его собственное другое, другое его самого»42. Поэтому для объекта его изменения имеют не произвольный, а вполне определенный вид: имеющиеся в самой вещи «противоположности … вытесняют одна другую… То день, то ночь. … То живой человек, то покойник». «Иными словами, день превращается в ночь, а не в стеариновую свечку или в дождь»43. Для гегелевского единственного и всеобъемлющего объекта иначе и быть не может. Но что касается объектов реальных, то это не решение вопроса, а уход от него. Ибо хотя в определенных пределах превращения реального объекта также определяются его собственными внутренними противоположностями, но за этими пределами положение коренным образом меняется. Через определенное время благодаря приливному (внешнему!) влиянию Луны ситуация с днем и ночью достигнет состояния, когда сама такая постановка вопроса не будет иметь смысла (как, скажем, сейчас относительно той же Луны). А уж во что превратится разложившийся на составные элементы покойник, исходя из его прежнего состояния вообще никто ничего определенного сказать не сможет (может быть, в ту же «стеариновую свечку»?). Во всяком случае, здесь мы имеем действительно другую качественную определенность объекта, переход в которую исключительно присущими прежнему объекту внутренними (для него) противоречиями объяснить уже невозможно.
