От близкого географически Петрограда в Гельсингфорс приходили известия тревожные. То митинги, то стачки, а потом начались голодные бунты, подстрекаемые агитаторами разных партий. Для них чем хуже ситуация в стране, тем лучше. Хоть бы сообразили – нельзя устраивать волнения в воюющей стране, это как раскачивать лодку в шторм, рискуя перевернуть. События нарастали как снежный ком. В столице 21 февраля начались хлебные бунты, а 23-го забастовки рабочих, 26 февраля – беспорядки, которые полиция не могла усмирить и восстановить порядок. Но худшее еще было впереди, когда 27 февраля к народным волнениям присоединились сначала запасной батальон Волынского, а за ним Литовского, Преображенского, Семеновского, Измайловского полков, автобронедивизион. Почти сразу были заняты Кронверкский арсенал, Главпочтамт, Главный арсенал, вокзалы, мосты. Стихийно это произойти не могло, были кукловоды, дергавшие за ниточки и оставшиеся в тени.
Временный комитет 28 февраля объявил, что берет власть в свои руки, а уже 1 марта взбунтовался Кронштадт, начались волнения в Москве. Общественность стала требовать отречения царя. Генерал Алексеев запросил командующих фронтами, и все высказались за отречение. Армия, на которую надеялся царь, подвела. Солдаты братались, массово покидали позиции, дезертировали. Генералы пресечь беспорядки были не в состоянии, наивно полагали, что, если будет править другой царь, пожестче характером, все наладится. Сами виноваты были. При появлении в войсках агитаторов надо было их арестовывать и передавать в руки военно-полевых судов, ведь действовали они именно на пользу и в интересах Германии.
Германия, резонно рассудив, что война на два фронта победы не принесет, а истощит скудные резервы, решила вывести Россию из игры. Подкупали всех, кого могли, и партии тоже. Большевики наживку заглотнули. Скорее всего, осознавали, что делали, но очень хотелось власти. А Германия, потратив не так много денег, вывела Россию из войны, получила земли и деньги золотом, обернув затраты на подкуп многократно.
Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 года в 15 часов в пользу царевича Алексея.
Временное правительство тут же объявило амнистию политзаключенным и отменило смертную казнь.
Офицеры в Гельсингфорсе узнали об отречении царя по радиограмме. Один из мичманов в кают-компании сказал:
– Радист пьян, что ли?
Однако многие офицеры отнеслись к радиограмме всерьез. Сама обстановка в обществе, в городах была такая, что поверить могли скорее в плохое, чем хорошее. На следующий день все разносчики газет в городе кричали:
