Родовые сны | страница 33



- Посмотри, какой Человек! Это Олег Петрович Жаков. Замечательный охотник. Он в блокадном Ленинграде всех ворон перестрелял. И суп варил. Вот - и сам выжил, и семья выжила.

Олег Петрович при этих словах так растерялся, что не знал, куда себя деть.

И вот в повседневной суете, сутолоке перед начальниками, перед чиновниками из райкомов - затолкали, отстранили и забыли замечательного актера. Если бы отец не выступил, не напомнил,- как знать, так и остался бы в тени, без звания, в унизительном молчании менее одаренных коллег. Наверное, Олег Петрович и не придавал особого значения похвалам власть предержащих, но это безусловно оскорбляло чувство справедливости.

Надо отдать должное зарубежным коллегам - итальянские кинематографисты пригласили Жакова на одну из главных ролей в фильме "Братья Черри". Там по сюжету у отца убивают пять сыновей, так вот роль отца и играл Олег Петрович Жаков. "Мы познакомились, он был охотник и, разумеется, хороший человек".

Любил отец Николая Константиновича Черкасова. Но его и не любить было нельзя: гениальный актер, которому по плечу любая роль, общественный деятель, писатель - труженик, одним словом. Иногда Черкасова спрашивали: как же это получается, что ни юбилей - вам награда. Всегда дают или орден, или звание, или какую-нибудь внеочередную ставку...

На это Николай Константинович отвечал своим замечательно неповторимым голосом: "Понимаете, мой друг, дело в том, что моя папка сверху лежит, све-ерху".

А потом трагедия - Черкасов был уволен из театра, которому отдал тридцать лет творческой жизни, в связи с уходом на пенсию. И сделано это было в оскорбительной для артиста форме.

Отец очень любил писателя Михаила Пришвина, потому что тот был охотник и, разумеется, хороший человек. Он любил его рассказы и повести. Я помню, с каким удовольствием читал он его рассказы, повесть "Кладовая солнца". Он часто цитировал самое знаменитое письмо, неизданное еще, но знакомое ему: "Я расту из земли, как трава, меня косят, меня едят лошади, а я опять с весной зеленею и летом к Петрову дню цвету. И ничего с этим не сделаешь. И меня уничтожат, только если кончится русский народ. А он не кончится, а, может быть, только начинается".

Непоколебимая вера, что русский народ никогда не кончится, а, может быть, только начинается,- эти слова, сказанные в страшные тридцатые годы, всегда жили в душе отца. "Меня косят, меня едят лошади, а я опять весной зеленею и цвету к Петрову дню. И ничего с этим не сделаешь. И меня уничтожат только тогда, когда кончится русский народ". Думали, ощущали мир два художника одинаково. Они не были знакомы, но по высшему счету это и не самое главное. Мы всегда чувствовали присутствие в нашем доме Михаила Михайловича, и это как раз тот случай, когда незнакомый человек значит не меньше, чем рядом живущий. И даже собаку мы завели такую же, как у Пришвина.