— Всё, Натулечка, в эти же выходные переговорю с Женей, хотя мне кажется, что он уже давно обо всём догадывается. Разведусь и перееду к тебе. Ты согласна? Ты мне родишь ещё девочку?
Я только поцеловала его в ответ.
У Бори был свой ключ от моей квартиры, он приходил и уходил, когда хотел. И в этот вечер, вернувшись после работы, я не удивилась, застав его дома. Но увидев, как он сидит на кухне в мокром плаще, перед пепельницей полной окурков, поняла, что-то случилось, что-то недоброе. Я и подумать не могла, насколько…
Не удержавшись на ослабевших ногах, я села на стул рядом с ним. Молчала, ни о чём не спрашивала. Он достал сигарету, сжал в кулаке и стал крошить на мелкие кусочки.
— Рита заболела…
— …заболела… — эхом отозвалась я. Заболела, ну и что? Все люди болеют, потом выздоравливают. Предчувствуя, что Боря скажет, упорно отгоняла от себя понимание происходящего.
— Я тоже болела в детстве корью и скарлатиной одновременно. Меня почему-то подстригли налысо, а к маме пришла соседка, они разговаривали и смеялись, а я думала, что смеются надо мной…
— Рита заболела, — Боря раскрошил сигарету и вытащил следующую, он, похоже не слышал и не слушал меня, — у неё лейкемия, рак крови, случайно обнаружили. Это не лечится, у нас не лечится, нужно уезжать в Израиль, там ей могут помочь.
— Боря, как уезжать? Как ты можешь уехать? А Женя, а его учёба? Да, я понимаю, но…
— Рита еврейка, Коган её фамилия, только нужно всё делать быстро, времени у неё не много. Тут нас будут мусолить полгода минимум.
Мы сидели на кухне, два человека, любившие друг друга, ещё вчера мечтавшие о семье и дочке, и говорили о том, что нужно сделать, чтобы побыстрей расстаться. На кону была человеческая жизнь, Риту необходимо было спасать ценой нашей любви.
— Сейчас, не волнуйся, я что-то придумаю, сними, пожалуйста, мокрый плащ и перестань так много курить… Хочешь кушать? Давай, я нагрею борщ и ты согреешься и мы что-то сообразим… — мой голос метался по кухне, отскакивал от стен и мокрого холодного окна. Мне казалось, что когда я говорю, отчаяние забивается под стол, и уже не так всё страшно и непоправимо.
— Послушай, мой одноклассник Миша, Бугай, ну, Бугаенко, он в Москве, он там чем-то руководит, я сейчас найду его телефон и позвоню ему… Боря, не сиди так, Боря… — я опустилась на колени и, плача, зарылась лицом в мокрые полы его плаща.
Он встал, не прикасаясь ко мне, словно не замечая, что я сижу на полу.
