Было волнительно и чуточку тревожно. Будучи современной девушкой, она воспринимала интимные отношения между двумя любящими людьми как нечто само собой разумеющееся. Но внушенные с детства и прочно засевшие в мозгу представления о чувстве долга перед жителями деревни нет-нет да и терзали ее. Ха-ха — думать о чувстве долга в семнадцать лет!
«В семнадцать с половиной!» — мысленно поправила она сама себя.
Быть девственницей в семнадцать с половиной лет — глупо. Над ней даже собаки в Париже смеялись. Но сейчас она была рада, что сумела сохранить невинность — теперь она может подарить ее Эрику.
— Если хочешь, можем остановиться где-нибудь — купить кофе с пирожными, — Эрик повернулся к ней, и она, как обычно, утонула в его глазах.
Нет, она не хотела ни кофе, ни пирожных — она хотела увидеть море.
— Ты не жалеешь, что согласилась поехать? — он спрашивал не о море, а о том, что должно было случиться на шелковых простынях.
Она почувствовала, что краснеет. Она стеснялась своей неопытности.
— Ну, — подбодрил он, — выше нос! Ты, кажется, хотела рассказать мне о своих драконах.
Спустя три недели после знакомства он спросил, где она делала такие классные татуировки на запястьях. Они сидели в баре, пили крепкие коктейли, хорошо развязывающие языки, и разговаривали так откровенно, как еще никогда до этого.
Как раз тогда она и призналась ему, что это вовсе не татуировки, а отличительные знаки, которые у нее с рождения. Знаки, которыми в Эстене отмечаются невесты драконов.
От выпитого ей тогда стало плохо и, проблевавшись в туалете, говорить на серьезные темы уже не хотелось. Да Эрик и не настаивал — он, должно быть, принял это за пьяный бред хлебнувшей лишнего девицы.
Рассказывать о драконах чужим было запрещено — это правило впитывалось жителями Эстена с молоком матерей. Раньше говорили, что каждый, кто нарушал этот запрет, становился немым. Но то, что это не так, Амели поняла еще в семилетием возрасте, когда услышала, как перебравший пива булочник Жак трепался о девушках дракона перед парой туристов из Англии. И ничего — до сих пор говорит так, что трудно слово вклинить.
Да и не могла она не рассказать о главной тайне своей жизни тому, ради которого решила нарушить клятву. В конце концов, он должен знать, что спас ее от дракона. Если бы она не встретила его, то через пять месяцев — в день своего восемнадцатилетия, — она, как и десятки ее предшественниц, отправилась бы в пещеру, из которой никто еще не возвращался.
