Ключ выскользнул у нее из рук, ударился о кафельный пол.
— Эл, ну всё, целую!
Эрик распахнул дверь и едва успел подставить руки, чтобы не дать Амели упасть.
— Эм, ты что, подслушивала?
Она позволила ему усадить себя на кровать.
— Когда ты собирался сказать мне, что женишься? Завтра утром? А может, ты вообще не планировал мне что-то говорить? Просто уехал бы, пока я спала? Надеюсь, ты хотя бы заплатил за номер?
Эрик не решился ее обнять.
— Эм, ты ведешь себя как ребенок. Да, я не сказал тебе о помолвке, но это вовсе не значит, что я настолько паршив, чтобы бросить тебя после нашей первой ночи. Пойми — мы не всегда можем делать то, что нам хочется. Элиза — дочь компаньона моего отца, и наша свадьба — соединение не сердец, а капиталов. Она любит меня ничуть не больше, чем я ее. Это бизнес, Амели! Да, я собираюсь уехать из Ниццы на два-три дня. Но номер здесь оплачен на неделю, и я вернусь к тебе, как только смогу отвязаться от невесты, папаши и гостей.
У Амели не было сил даже на то, чтобы заплакать. И желания разговаривать с Эриком тоже не было.
— Эм, мне хорошо с тобой, и я хочу, чтобы наши отношения продолжались. Мы вместе вернемся в Париж, и я обещаю, что моя женитьба никак не отразится на моих чувствах к тебе. Как только я начну работать, у меня буду деньги, чтобы снять тебе квартиру. Где ты хочешь жить? Может быть, на Монмартре? А насчет Элизы не беспокойся — она и после свадьбы хочет оставаться в Монако. Мы обсуждали с ней этот вопрос. Она не любит Париж.
Он предлагал ей стать содержанкой. Слово это пахло нафталином, но как никакое другое отражало ее будущий статус.
Она усмехнулась. Этого следовало ожидать. На что еще могла рассчитывать дочь легкомысленной Жаклин Бушар? Ей просто указали ее место.
И там, где еще недавно пылко билось сердце, она вдруг ощутила пустоту.
— Эм, хватит дуться! Кажется, ты хотела посмотреть на море? Переодевайся, Ницца нас ждет!
Амели покачала головой. Несмотря на то, что она выросла в бедной семье, носила дешевую одежду и часто сидела на хлебе и воде, в ней еще оставалась капелька гордости. Да, гордость — слишком большая роскошь для таких, как она. Но никакую другую роскошь она и вовсе не могла себе позволить.
— Детка, это уже не смешно! — в голосе Эрика появилось раздражение.
А ее затошнило от слова «детка».
— Если не ошибаюсь, я никогда не обещал на тебе жениться. Мне казалось, ты понимаешь правила игры. Давай не будем ссориться по пустякам. Я съезжу в Монако на пару дней, а ты пока придешь в себя, погуляешь по городу, позагораешь. Не волнуйся — я оставлю тебе денег. А когда я вернусь, мы начнем все сначала. Да?
