Памяти Ахматовой | страница 13
Но после небольшого колебанья
Я отклоняю это толкованье.
Я был опять, как вижу, с толку сбит:
«В начале было дело», – стих гласит.
Гете (устами Фауста) резонно предположил, что началом всему было дело, а не слово. Известно, что эту блестящую мысль он почерпнул у Иоганна Готфрида Гердера, писавшего, в частности, в «Комментaриях к Новому Зaвету»:
«Слово! Но немецкое "слово" не передает того, что выражает это древнее понятие… слово! смысл! воля! дело! деятельнaя любовь!»
Какое такое «древнее понятие»? Несомненно, молчаливо предполагаемый древнееврейский или арамейский оригинал евангельского стиха – ведь Гердер был, среди прочего, гебраистом. Заменяя, как Фауст, «слово» «делом», Гердер, в отличие от него, держал в уме тождественность этих слов в библейском иврите (דבר, можно и арамейское מילתא) – см. приведенный выше ивритский перевод нашего стиха. Там значится «В начале было דבר», «давар», то есть одновременно и «слово», и «дело»… Даже скорее «дело».
Ну, а пчела… Невероятно, но многострадальная пчела, герой стольких мифологий и теологий – лишь еще одна ипостась того же самого библейского слова/корня, примечательно вырастающая из него в женском обличье/роде, как דבורה, «двора»; неспроста прославленная израильская пророчица/властительница носила ровно это имя (обычно звучащее в переводах как Дебора).
Но и это не все. Слово דבר имеет еще одно слегка окрашенное грамматикой (чуть иной способ образования отглагольного существительного) значение – «чума», «мор», попросту, «дэвер». Таким образом, «Слово - Дело - Пчела - Смерть» – отнюдь не случайная, отнюдь не преходящая, напротив, корректная, более того, закономерная филологическая тетрада. Она порождена древнейшим культурным пространством, одновременно западным и восточным, арийским и семитским, она является нашим общим наследством. Поэтому знак пчелы (наряду со знаком рыбы) обозначал в древнейшем христианской символике Иисуса, позднее – Деву Марию и даже Святой Дух. Замечу: пчела едва ли не во всех культурах – удивительный носитель дихотомии «чистота-нечистота». С одной стороны, по ошибочным представлениям древних, пчела – чистое, безгрешно, неполовым образом размножающееся животное. С другой – она носитель нечистоты, спутник смерти. С третьей – она производит пищу богов. Древние евреи запутались в пчелином/медовом культе больше других. В самом деле, в иудейском законодательстве пчела – нечистое (в отличие, скажем, от саранчи) животное, запрещенное к употреблению в пищу. Однако, вопреки логике, порождение этого нечистого существа беспрецедентным образом оказывается чистым: есть пчелиный мед, амброзию иудейский закон удивительным образом разрешает! Не решается запретить! Позднейшие объяснения этого феномена являются пошлой апологетикой: мед де не плод метаболизма пчелы, но чисто растительный продукт, цветочный сок, невинно процеженный насекомым. Неверно, неубедительно – но зато многозначительно!