Николас поставил в подходящем месте палатку и окончательно попрощался с чукотскими проводниками, предварительно заключив с ними договор о том, что они придут за ним в сентябре. В первую ночь молодой лорд Трентон отдохнул от долгого пути, а на следующий день азартно взялся за промысел, то и дело отмахиваясь от надоедливо жужжащих комаров. Под щебетание белокрылых ржанок, порхающих на ветвях лиственниц, он медленно спустился по течению реки, исследуя ее дно, и скоро его упорство было вознаграждено. Россыпь золота просто сверкала в реке, будто ожидала именно его, Николаса Трентона, и ее можно было собирать голыми руками. Да и потом, после того как первая россыпь была найдена, Николас мог намывать в своем лотке за день триста-пятьсот грамм золота. Вечерами он отдыхал от своей работы и ловил в реке рыбу – омуля, нельму и ряпушку, – которую жарил на костре, ел сам и скармливал своим собакам. Даже неспешно, с продолжительными перерывами молодой лорд Трентон скоро добыл более двенадцати килограмм золота, обещающего ему сказочное богатство.
Но добыть золото – это было только полдела, не менее важно было довезти его до пункта назначения. Все карты Николаса спутала начавшаяся непогода, быстро сковавшая под завывание северного ветра реку льдом и покрывшая ее берега снегом. А чукчи должны были явиться только через неделю, и слишком рискованно было их так долго ждать, не зная, какие сюрпризы принесет с собой внезапно начавшаяся зима. Николас решил в одиночку отправиться в обратный путь, пока еще дороги были проездными. Сначала он взял добытое золото с собой, но собакам было затруднительно везти его вместе с вещами и припасами. И, после того как Николас подстрелил в пути снежного барана, он закопал драгоценную добычу в приметном месте, где Анадырский хребет соседствовал с Анюйским нагорьем, а на санях вместо золота водрузил мясо убитого снежного барана. Еда для него и собак в таком пути казалась гораздо важнее золотого песка. Затем последовал его непростительный промах, в результате которого он потерял ездовых собак и сани со свежим мясом. Николас шел на восток, и острое сожаление терзало его душу. Амур, Каштанка, Барбосс, Везунчик, Дымка, Варяг, Жуля, Пыжик, Кузя, Енисей – он с нежностью вспоминал их преданные собачьи глаза, устремленные на него, и ругал себя последними словами за то, что не мог уберечь четвероногих друзей. Хорошо еще, что он перед отъездом отдал Пушка Лике. Лика не простила его, если бы он загубил вдобавок ее самого любимого пса – Николас был в этом уверен.
