Обычно практики-аскеты очень бережно относятся к своим запасам еды, поэтому монахини заметили: «Он совершенно изменился, ведет себя как безумный». Одна старая монахиня даже сказала: «Он должно быть не в себе, скорее всего, сошел с ума». Другая монахиня, по имени Калсанг, была достаточно смелой, чтобы спросить меня напрямую: «Вы поднесли всю еду, которая у Вас была, на этой церемонии. Уж не сошли ли Вы с ума?»
«Я не псих, но я ощущаю некоторое сумасшествие, словно становлюсь необузданным», - ответил я ей.
Через три дня я снова позвал своих друзей в пещеру. В этот раз я попросил их забрать себе все мои вещи, столы, глиняные горшки, одеяла – все. «Я отправляюсь в Непал, и не знаю, вернусь ли я оттуда вообще. Берите все, кроме медных горшков, которые мне понадобятся в случае, если я вернусь». Они сначала очень стеснялись, но, в конце концов, разобрали все мои пожитки.
Через некоторое время один из лам в пещере подошел ко мне и также выразил свою озабоченность: «Я слышал, что ты раздал все свои вещи. Уж не помутился ли твой рассудок?»
Я ответил: «Я не сумасшедший. Просто я отправляюсь в паломничество».
«Хмм…кому же ты отдал свою хорошую чубу?»
«Я оставил ее себе в качестве одеяла».
«Продай его мне», - попросил лама.
Зная, что у этого ламы были хорошие ганлин и дамару из региона Кхам в Тибете, которые использовал его собственный гуру, я сделал предложение. «Если ты отдашь мне свои дамару и ганлин, я отдам тебе свою чубу, а затем смогу начать свое путешествие». Он просто влюбился в мою чубу, но также захотел и две кожаные сумки в придачу, которые я использовал для переноски муки. «Ты можешь забрать их тоже», - сказал я. Я очень обрадовался, что заполучил эти дамару и ганлин. Раздав все близким друзьям, у меня остался лишь деревянный рюкзак (wooden backpack в оригинале – подозреваю, что это какие-то носилки, которые носят за плечами – aniezka).
Перед тем, как отправиться в Непал, у меня появилось сильное желание увидеть своего деда Пенакпа, который был очень близок мне. Я обнаружил его спящим в поле посреди разобранного ячменя. «Куда ты направляешься?», - спросил меня он.
«Я просто иду в Ньялам, не очень далеко», - ответил я. Я не стал рассказывать ему о том, что раздал все свои вещи, и о долгом паломничестве, которое мне предстояло совершить. Пока я разговаривал со своим дедушкой на ячменном поле, моя недобрая мачеха наблюдала за нами из комнаты на верхнем этаже. Ее интересовало, с кем это мой дед разговаривает, а когда она поняла, что это я, она поспешила спрятаться!
