«Школьница!» — подумал Виктор. Ему вдруг стало приятно, что рядом с ним сидит вот эта стеснительная девушка, и в то же время немного грустно, что эта девушка — школьница, что здесь, в академии, она, наверное, случайно, что он видит ее в первый и, вероятно, последний раз.
Прозвенел звонок, и вечер начался. Это был тщательно подготовленный и по–военному четко проведенный вечер.
После короткого доклада заведующего кафедрой один за другим к трибуне подходили бывшие летчики, танкисты, пехотинцы. Разные люди, разные судьбы, разные эпизоды… Всех с интересом слушали, но на третьем или четвертом выступлении Виктор неожиданно подумал, что все речи чем–то похожи одна на другую. Да–да, именно похожи, словно рассказывал все это один человек, послуживший и в пехоте, и в авиации, и на флоте.
Ответ пришел сразу же. Каждый выступавший читал заранее написанный текст, каждый, наверное, так же, как и Виктор, не спал ночь, писал свое выступление, потом сокращал, втискивая в регламент. И каждый начинал с общей части — о тридцатилетием пути Советской Армии, о ее выдающихся победах.
В кармане у Виктора вместе с орденом Красного Знамени и медалями лежали листки с текстом подготовленного им выступления. Оно, конечно, кое–чем отличалось от других: Виктору предстояло говорить о партизанах. Но и его выступление начиналось с истории создания Красной Армии, с Нарвы и Пскова.
«Не нужно этого! Это было в докладе! Надо другое — конкретное, яркое, запоминающееся… Может, меня и не вызовут? Хорошо, если бы не вызвали!» — подумал он, искоса посмотрев на свою соседку. Та чуть ли не ртом, слегка раскрытым и трогательно подрагивающим, ловила каждое слово выступающих, а в ее голубых, сощуренных глазах светилась такая неподдельная гордость за сидящих на сцене фронтовиков, что Виктор уже пожалел, что не сел в президиум.
Он достал орден и, нагнувшись, прикрепил его к лацкану пиджака.
— Слово предоставляется бывшему партизану, студенту первого курса Курганову!..
Выхватив из кармана листок с текстом, Виктор стал пробираться к сцене, на какое–то мгновение поймав удивленный взгляд соседки.
Виктор не привык выступать, а сейчас сотни глаз смотрели на него, ждали его первых слов. Он не различал людей, и взгляд его не мог на ком–либо задержаться. Виктор молчал. Хотелось сказать такое, что не было бы похожим на те торжественные, по–праздничному приподнятые, но слишком общие речи, которые еще звучали в ушах.
Но что он мог рассказать?
