Мы можем добавить в эту схему эмпирического содержания, допустив, что элиты относительно богаты, а большинство граждан относительно бедно. Действительно, во многих случаях переход от недемократии к демократии сопровождался существенным конфликтом между более бедными слоями общества, которые до этого были исключены и хотели быть включенными в политический процесс принятия решений, и богатой элитой, которая заинтересована в их исключении. Наиболее явным образом так было в Европе XIX в., особенно в Великобритании (как мы видели в главе I), когда первоначально средние и затем трудящиеся классы потребовали прав голоса. Изначально богатая элита противостояла их требованиям, но затем ей пришлось уступить и включить их в политическую систему.
Согласно такой трактовке политических событий в Европе XIX в., Аминзаде описывает появление всеобщего избирательного права для мужчин во Франции следующим образом:
...французские трудящиеся, в основном ремесленники, составляли революционную силу, поставившую у власти Республиканскую партию в феврале 1848 г.,.. .и давление трудящихся классов на улицах Парижа заставило либеральных лидеров республиканцев... неохотно уступить и ввести всеобщее избирательное право для мужчин [Aminzade, 1993, р. 35].
Возможно, еще более впечатляюще то, что ключевые игроки в процессе демократизации видели ее как сражение между богатыми и бедными. Виконт Кранборн, один из ведущих британских консерваторов XIX в., описывал борьбу за реформы как
...битву не партий, но классов, и часть великой политической борьбы нашего века — борьбы между собственностью... и всего лишь численностью (цит. по: [Smith, 1966, р. 27-28]).
Конфликт между бедными и богатыми социальными группами также был определяющей характеристикой в большинстве случаев введения всеобщего избирательного права в Латинской Америке первой половины XX в., включая опыт Аргентины в 1912 г., известный нам по главе I, Уругвая в 1919 г., Колумбии в 1936 г. и Венесуэлы в 1945 г. Приход демократии в Южную Африку и Зимбабве также последовал за конфликтом между богатыми белыми и бедными чернокожими.
Поэтому наш анализ выдвигает на первый план то, что большинство граждан хотят демократических институтов потому, что выигрывают от них и, следовательно, будут бороться за них. Учитывая наше определение политической власти, мы можем сказать, что граждане с большей вероятностью обеспечат переход к демократии, когда у них больше политической власти де-факто. Таким образом, мы уже сконструировали простую теорию демократизации: граждане хотят демократии, а элиты хотят недемократии, и баланс политической власти между этими двумя группами определяет, перейдет ли общество от недемократии к демократии (и, возможно, также и то, станет ли вновь созданная демократия консолидированной или позднее вернется к недемократии).
